История отношений издавна соседствующих народов и государств почти всегда очень сложна. Накопленные за время сосуществования обиды часто порождают фантастические мифы и реальные территориальные претензии. Современные политические процессы также накладывают отпечаток на интерпретацию событий. В итоге история двусторонних отношений предстает в виде извечного антагонизма, а образ соседнего народа или государства увязывается с образом кровного врага.
Это в определенной мере характерно и для истории казахско-русских отношений, разумеется, со своими особенностями. История вопроса отягощается периодом пребывания казахского народа сначала в составе Российской империи, а затем Советского Союза, со всеми вытекающими из этого последствиями, характерными для взаимоотношений бывших метрополий и колоний.
Многое определяют традиции, сложившиеся в течение двух веков при изучении истории казахского народа. Вначале данной темой занимались исключительно историки Российской империи. В их трудах была отражена типичная для той эпохи концепция о русском варианте «бремени белого человека», принесшего цивилизацию в дикие степи. С этой позиции оправдывались любые неблаговидные деяния российских властей. И речи не было об объективной и всесторонней оценке процесса вхождения казахского народа в состав Российской империи.
В первые годы после Октябрьской революции в историографии тоже свершилась революция. Оценки исторических процессов стали приводиться в соответствие с марксистским учением и взглядами Ленина. Стало утверждаться мнение, что Российская империя несла лишь зло казахам, как и всем прочим нерусским народам, находившимся под двойным гнетом – со стороны русских колонизаторов и со стороны местных эксплуататоров. Символом работы тех лет являлась изданная в 1928 г. монография А. Ф. Рязанова «40 лет борьбы за национальную независимость казахского народа (1797–1838)».
Однако данная точка зрения просуществовала недолго. Свершившийся при Сталине идеологический откат к имперским традициям привел к реставрации прежних представлений во многих сферах. Это распространилось и на историю казахско-русских отношений. Присоединение к России и единение с русским народом, игравшим особую роль в истории, стали считаться прогрессивными событиями. Типичные названия работ тех лет: «Прогрессивное значение присоединения Казахстана к России», «Под надежную защиту России».
Всякое сопротивление процессу вхождения казахских земель в состав Российской империи признавалось реакционным, а все попытки сохранения самостоятельности объявлялись «феодально-монархическими движениями». Историк Ермухан Бекмаханов даже был осужден за свою изданную в 1947 г. монографию «Казахстан в 20–40-е годы XIX века», в которой он дал позитивную оценку движению Кенесары Касымова.
Исключением стали восстания против российских властей, лидеры которых происходили не из чингизидской аристократии, не выдвигали политических требований и боролись против властей по социально-экономическим причинам. Они были объявлены «народно-крестьянскими», хотя некоторые казахские советские историки вполне резонно со своей точки зрения пытались отправить в разряд реакционных любое противление российским властям.
Обретение независимости Казахстаном снова качнуло маятник в обратную сторону. Казахстанские историки стали публиковать новые труды, в которых кардинально изменяли оценку процесса вхождения в состав Российской империи. При этом они ни словом не объясняли разительной перемены собственных взглядов. Теперь все восстания против российских властей были причислены к национально-освободительным движениям. В истории казахско-русских отношений главное внимание стало уделяться негативным аспектам присоединения казахских земель к Российской империи.
