Щеке было больно. Очень. Я попыталась отвернуться, но легче не
стало – удар ожог вторую щёку.
- Улька! Улька, собака твоя мать, только посмей помереть! Я же
тебя живодёрам сдам, полохало ты беспутнее! – верещал женский
голос.
Собрав последние силы, я всё-таки отвернулась и уткнулась лицом
в какие-то пахнущие мокрой шерстью тряпки. Не помогло. Чья-то
сильная, жёсткая, в мозолях рука, развернула моё лицо к солнцу.
Да не бей ты меня! Мне же больно!
Но рука не остановилась. Сначала отхлестала меня по щекам, потом
перешла на менее болезненные места. Она лупила меня по бокам, по
бёдрам и по ногам. Ты уймешься или нет? Мне же больно! Меня так за
все сорок лет никто не колотил!
- Убери руки! – взвизгнула я.
Похоже, та, что меня била, не ожидала такого поворота. Ну,
подожди, я только в себя приду. И тогда ты узнаешь, как меня
бить!
Я приподнялась на локтях, с трудом разлепила глаза. Болел
затылок, щёки, ломило всё тело. Я что, из окна выпала? Или
разбилась на машине?
На голове пульсировала рана, я осторожно дотронулась и
вздрогнула – кровь. Я разбила голову, понятно. Но всё равно это не
повод надо мной издеваться.
- Улька, ты чего? – тихо спросила меня пожилая женщина.
Та самая, которая только что лупила. Какая я тебе Улька,
чудовище ты ряженое!
Из чего у неё сарафан сшит, из половой тряпки, что ли? Во всяком
случае, вид у него такой, что лучше сразу выкинуть.
- Почему ты меня бьёшь? – зло спросила я.
- Дык как же, за дело, - растерялась женщина. – Бельё-то
изгваздала всё, заново теперь перестирывать! А я тебе говорила – не
набивай полную корзину, не поднимешь ты, слабосильная, её на
чердак. Так нет! Поленилась два раза лазить, негодница. А бельё-то
чужое, вдруг не отстирается теперь и пятна останутся? Хозяйка с
кого взыщет?
- С кого? - растерянно спросила я, не понимая, о чём, вообще,
речь.
Что происходит? Почему на мне то ли рубаха, то ли недошитый
сарафан, который ещё страшнее, чем на моей мучительнице? Почему я
сижу на земле, в луже, а рядом валяется большущая перевёрнутая
корзина. Бельё, кстати, на удивление белое, из тонкой ткани, в
самом деле лежит в грязи.
И нечего было меня колотить, между прочим! Прокипятить бельё и
все дела! В чём оно измазано, в земле и в глине? Отстирается, куда
оно денется.
Стоп!
Я вскрикнула и схватилась за голову. Какая земля, какая глина!
Сейчас зима, скоро Новый год, и я поехала в супермаркет,
присмотреться к подаркам. Семьи у меня нет, но есть коллеги и, как
и положено классической старой деве, есть пушистый вальяжный кот.
Мой кот – коварный изменник, властный господин и хитрый подхалим в
одном лице, точнее, в одной морде. Как талантливый актёр, он
выбирает те роли, которые на данный момент принесут больше
положительных эффектов.
Куда я попала, не могу понять! Вместо зимы – лето. Вместо города
– село, кажется, хотя не уверена, вместо нормальной одежды –
страшная тряпка. Ещё и тётка эта драчливая, которая почему-то
называет меня Улькой.
А я не Улька! Я Ирина Викторовна Смирнова! Так кто из нас сошёл
с ума?
- Улька, вставай уже, хватит прохлаждаться, - сердито заметила
тётка. – Собирай бельё и в порядок себя приводи. Потом дуй на речку
– перестирывать. Завтра Пекас в город поедет, надо ему с десяток
кур приготовить – продаст. Вставай, девка, дел полно.
Я отрицательно покачала головой и ещё раз ощупала больное место.
Рана вроде небольшая, скорее глубокая царапина. Надо врачу
показать, неизвестно, чем я поранилась. Прививка от столбняка у
меня есть, но мало ли других микробов?
- Чего сидишь-то? – поторопила тётка. – Солнца уже вона где!
Я подняла голову, взглянуть на «солнца», и взвизгнула от
неожиданности. Два! Их было два! Два небольших, с нашу Луну,
солнышка светили рядом, как ни в чём не бывало. Я зажмурилась,
открыла глаза, потрясла головой. Никуда не делись.
