Она была одинока.
Нет, не так.
Она. Была. Одинока.
Не в том космическом, возвышающем смысле, а в самом низменном, дающем право на насмешливые взгляды и злые пересуды за спиной.
Она так и слышала эти дребезжащие презрением голоса:
– Скоро сороковник, и ни разу замужем не была!
– Интересно, когда рожать думает?
– Вот-вот, климакс нагрянет, а на уме только карьера…
Хотелось выйти на улицу, зажмуриться и закричать…
Что закричать?
Внутри было так много обиды на жизнь и на несправедливость судьбы, что слов не хватало, и выразить эту обиду можно было только одним звуком – "а-а-а!".
"А-а-а!" – кричала она мысленно каждый день, возвращаясь домой на свои элитные сто сорок пять метров.
"Может, котёнка?" – робко обрывал этот крик внутренний голос.
Кошек она терпеть не могла.
Собак тоже.
Рыбок, птичек и хомяков на дух не переносила.
Проблему одиночества космос решать отказывался, с каждым годом приближая рубеж под названием "одинокая старость".
Сегодня всё было как всегда – она мысленно закричала "а-а-а!", возвращаясь с работы. Внутренний голос спросил "может, котёнка?". "А, может, пятьдесят грамм?", перебила она его и достала из буфета коньяк.
Это стало традицией – глушить одиночество хорошим дорогим коньяком.
Тёмная жидкость плескалась на самом донышке, нужно было пойти в магазин и обновить запасы.
Она уже накинула плащ, как вдруг представила – одна, под моросящим дождём, почти в ночь, непричёсанная и в тапках, – бредёт к магазину.
Представила лица соседей, случайно увидевших её в окно или встретивших на прогулке с собакой.
– Спивается баба…
– Жалко…
– А чего жалеть, сама виновата…
Спасительно запищал скайп.
Жанна на связи. Лучшая подруга на связи. А может, и не лучшая, и не подруга, а так…
Кто-то же должен был ей хоть иногда говорить – "Лена, ты как?".
– Лена, ты как?
Жанна была в толстом банном халате, с мокрыми волосами.
Без тональника веснушки на лице казались жирными чернильными кляксами.
"Ну, и уродина", – привычно подумала Лена и бодро ответила:
– Да лучше всех!
– А чего в плаще? Собралась куда-то?
Жанна откусила от яблока и захрустела оттопыренной щекой – мерзко, противно и вызывающе.
Лена присела на краешек стула.
Сказать ей правду в лицо?
Ты мне противна!
Могла бы нормально одеться, причесаться и не хрустеть мне в лицо…
Но Лена сказала:
– Прогуляться хотела.
– Понятно.
Жанна яблоком указала на коньячную бутылку с содержимым на дне и многозначительно повторила:
– Поня-ятно… А у меня новость.
– Какая? – без интереса спросила Лена и допила коньяк из горла – плевать, что это видит лучшая подруга, которая, может, и не лучшая, может, и не подруга…
– Я замуж выхожу. Вот. – Жанна протянула руку с обручальным кольцом к монитору. – Видишь кольцо?
– Вижу, – сказала Лена, хотя кольцо не увидела. Она видела только костлявую руку, веснушки, пальцы без маникюра и неправильный прикус, оставленный на сочной мякоти яблока. – И кто он? – спросила она в надежде услышать смех и ответ "Я пошутила!".
– Сейчас познакомлю, – жуя, ответила Жанна и, вполоборота развернувшись к двери, закричала. – Дэн! Выходи!
Лена хотела захлопнуть крышку компьютера, но не захлопнула, потому что в последний момент появилась надежда, что в дверь зайдёт мерзкий тип с пивным брюхом.
Дверь открылась.
Он вытирал голову, полотенце скрывало его лицо, но она уже поняла – крышку нужно было захлопнуть. И пойти за бутылкой, наплевав, что подумают о ней встреченные случайно соседи.
– Ты меня звала, малыш?
– Звала! Познакомься с Ленкой.
– Привет! – он улыбнулся и помахал ей полотенцем.
Лет тридцать пять, белые зубы, грива русых волос и шрам на плече.
– Привет…
– Ленк, у Дэна с работой проблемы, может, к себе возьмёшь?
– Возьму, – усмехнулась Лена. – Пусть завтра к восьми приходит.
