Под подошвами сапог хрустит снег, мороз щипает щёки, проникает холодными, бесцеремонными пальцами под куртку. Сотни мелких, ледяных иголочек жалят глаза, оседают на воротнике. Погода портится, и нужно, как можно быстрее возвращаться домой.
– Скоро весна, – успокаиваю я себя, стряхивая снег с капюшона коляски. – Ведь февраль самый короткий, он быстро пролетит.
Ловлю себя на том, что безумно, с каким-то болезненным нетерпением, жду наступления солнечных дней, птичьих трелей, прозрачной, лёгкой небесной синевы. Усталость от вороньего карканья, нагоняющего тоску и отчаяние, снежной белизны, жалящего холода, заставляющего кутаться в неудобный, душный футляр пуховика, кажется мне настолько сильной, что хочется биться головой о стену и выть. Спасает лишь одно- мой милый Данечка.
А ведь он у меня умница, весьма спокойный малый. Правда, очень мало ест. Молоко приходится сцеживать, сливать в пакеты и хранить в морозильнике. Но, это ничего, значит, его организм больше нуждается во сне. Мой малыш любит поспать, дома, на прогулке, во время кормления.
По душе, когтистой лапой царапает тревога, словно сейчас, вот-вот, через несколько минут должно произойти нечто неприятное и неотвратимое.
Парковая алея пуста, пахнет снегом, бензином и пирожками из пекарни, что находится неподалёку. Над головой надрывно и одиноко, словно оплакивая покойника, каркает ворона.
– Роза Романовна, здравствуйте! – слышу за спиной и оборачиваюсь.
Голос мне знаком. Леночка Морозова- моя бывшая ученица, умница и отличница.
Розоватое пятно пританцовывает, пахнет сладкими духами, излучает энергию молодости, радости и здоровья.
– Вы меня узнали? Как классно, что мы встретились! – произносит она.
– Узнала, по голосу. Я тоже очень рада. – отвечаю, понимая, что действительно рада её видеть. Небольшой кусочек из моей той, прошлой, зрячей жизни.
– А что у вас нового? – Леночка улыбается и притоптывает уже не от холода, а от нетерпения. Ещё бы! Внезапно исчезнувшая училка вдруг появляется с ребёнком. Есть что рассказать подружкам.
– Вот, малыш у меня. Сыночек мой, – указываю на коляску.
– А можно посмотреть?
Леночка, не дождавшись разрешения, отодвигает капюшон коляски и заглядывает внутрь.
Дурное предчувствие накатывает холодной, леденящей кровь, волной.
– Роза Романовна! – восклицает удивлённо девочка. – Но ведь это же кукла!
Складываюсь пополам от пришедшего осознания, от понимания, что все эти несколько месяцев я жила в иллюзии, в мороке. Воронье карканье бьёт по нервам, к горлу подкатывает тошнота, размытая чёрно-белая картинка парка и розовое пятно – Леночка качаются перед глазами.
Всё это время не было ни Данечки, ни моего счастливого материнства. Была лишь дурацкая кукла, которую я кормила, укачивала, переодевала, которой меняла подгузники и пела песенки.
Вот почему, Данечка не плакал, вот почему, ничего не ел, и вот почему в детской поликлинике меня назвали сумасшедшей и велели обратиться к психиатру.
– Роза Романовна, с вами всё хорошо? – словно сквозь толстый слой ваты раздаётся голосок Леночки. А я хочу, чтобы она ушла, чтобы исчезла.
Сажусь на снег, хватаю ртом колючий морозный воздух. А перед внутренним взором проносятся, словно кадры киноленты, события последних трёх месяцев.
