Осень полыхала всеми оттенками желтого. В эту пору я часто грущу, размышляю о скоротечности жизни и неизбежности смерти. Осенью смерть не кажется такой пугающей, она воспринимается, как продолжение жизни, как переход в иное. Осенью смерть гармонично встроена в бытие природы.
Моя внутренняя женщина (Карл Юнг называл эту сущность анимой) опять начала меня критиковать за мое одинокое существование, уверяя, что мне непременно нужна подружка. На что я резонно возражал, предлагая вспомнить, сколько подружек было ей отвергнуто. Думаю, она жила в глубинах моей психики с момента рождения, но прислушался к ее голосу я лишь во второй половине жизни, когда судьба проехалась по мне безжалостным катком неудач и болезней. Я частенько с ней не соглашался, но сколько раз она меня выручала. Аниму свою я называю Аленой, может, потому, что так звали мою маму и еще одну женщину…
11-й «Б» решил отметить 25-летие окончания школы. Созвонившись, мы нагрянули к нашей классной. Быстро порезав принесенную закуску и откупорив бутылки, народ разместился за столом. Я подсел к Тане Говорухиной, в которую был влюблен в школьные годы, и, немного захмелев, сделал запоздалое признание, на что она кокетливо ответила:
– Не ты один!
Я, конечно, знал, это она про Юрку Соломина, моего друга.
– Что слышно от Юрки, где он? – поинтересовался я.
Таня ответила неохотно, с досадой в голосе.
– Он в Америку уехал, в Кембридже работает. Это все, что знаю, мы давно не общались…
С Юркой у нее не сложилось. Похоже, ей не хотелось бередить рану, и она поспешила вернуть разговор в прежнее русло.
– А ты знаешь, кто был влюблен в тебя?
– Нет, мне не до девчонок было, я тренировался по два раза в день, только на тебя и поглядывал. И кого же я проморгал?
– А с кем ты рядом на выпускной фотографии?
– Алена Белкина? – неуверенно произнес я.
Тут народ загалдел и начал кучковаться для группового фото. Я пристроился к Аленке и, как бы невзначай, шутливым тоном спросил:
– Аленка, а правда, что ты была влюблена в меня?
– Правда, милый, – ответила Алена и легонько обняла меня за плечи.
Я взглянул ей в глаза – там, в глубине, трепетала растревоженная девичья любовь. Мне стало как-то неловко, я не ожидал такой откровенности, думал – она тоже отшутится… На фото мы опять стояли рядом.
Пошумев еще немного, мы расстались с учительницей, гурьбой выкатили на улицу и стали прощаться. Я обнял Аленку, она доверчиво прижалась ко мне всем телом, ожидая поцелуя… Но тут подскочила Верка Синявская и с криком: «Аленка, наш автобус!», – вырвала ее из моих объятий и потащила за собой. На остановке Алена обернулась, помахала мне рукой, что-то прокричала. Я расслышал только: «…прощай!»
Еще долго я смотрел вслед уходящему автобусу, который навсегда уносил мою неслучившуюся любовь.
Через полгода Алены не стало. У нее был рак. Тогда, на вечеринке, она знала, что скоро умрет. Когда ее хоронили, осень полыхала всеми оттенками желтого… И как-то нечаянно в сознание ворвались вот эти строчки:
Прощай, моя любимая. Прощай.
Судьбой заказан путь… И, вероятно,
