22 марта 2011 года
Это был Бах. Токката ре минор. Величественный и грозный орган уносил из этой реальности, напоминал о бренности всего земного. Когда отзвучали последние аккорды, он подошел к системе и извлек маленький диск. Повертел, глядя, как красиво тот отражает своей поверхностью свет. И быстрым движением разломал надвое. Внутри заныло острое чувство утраты. Эта была одна из немногих дорогих для него вещей. Поэтому и сломал. Сохранить не мог – зато мог уничтожить. Теперь эта вещь уже навсегда будет принадлежать только ему. Это давало странное горьковатое удовлетворение.
Он аккуратно вложил половинки диска в коробочку и бережно поставил ее в держатель. Потом нажал на кнопку системы, и та переключилась на радио. Из динамиков полилась легкая музыка. Это было вполне подходяще.
Через несколько минут должен был появиться идущий на пересменку Милован.
Он прошел через уютную гостиную в маленькую прихожую, подошел к входной двери и заглянул в прозрачное окошко. Темный коридор был пуст.
Он начал изменение. Руки отяжелели, кожа на них посерела и утолщилась, расширились кости. На локтях и костяшках пальцев выросли защитные мозолистые наслоения. Сорок секунд. Хорошо. Такие фокусы отнимали уйму сил, но сейчас это было необходимо.
В коридоре появился солдат в пятнистой форме.
Он прижался к стеклу и нажал на кнопку переговорного устройства.
– Эй, Милован!
Динамик с той стороны донес его голос до солдата. Тот остановился и помахал рукой.
– Привет, Корнелий!
Корнелий… Этим именем его наградил один парень из научного персонала. Парень знал латынь и решил, что это будет очень остроумно. Идея понравилась, и все стали называть его так – сначала научный персонал, а вслед за ними, чисто по-попугайски, и охрана. Ему, в общем, было все равно, надо же как-то называться. И потом, в каждой шутке…
Тот, кого называли Корнелием, улыбнулся через стекло и мотнул головой, приглашая Милована подойти и поболтать. Милован сошел с белой полосы, проложенной в центре коридора, и подошел к двери «квартиры». Так мягко здесь привыкли все называть то, что на самом деле было очень просторной, комфортабельной, но все же тюремной камерой.
Прапорщик тюремного надзора Милован не должен был сходить с белой линии во время обхода. Он не должен был подходить к двери камеры. И уж конечно, не должен был заговаривать с заключенным. Все это строжайше запрещалось инструкцией. Но человек по имени Кужел Милован, охранял этого заключенного без малого пять лет. Поэтому тот, кого называли Корнелием, был уверен, что Милован подойдет к камере, еще до того, как тот свернул с предназначенного инструкцией пути.
Любой, кому приходится ставить систему охранения, сталкивается с одной и той же проблемой. Рано или поздно бдительность охраны начинает снижаться. Ее съедает однообразная рутина службы. Поддерживать дисциплину могут только три вещи: периодические происшествия на охраняемом объекте, осознание крайней опасности, исходящей от заключенных, или постоянное обновление охраняющего персонала.
Ничего этого у здешней охраны не было. В целях обеспечения секретности текучка кадров на объекте была минимальной. За шесть лет, пока Корнелий находился здесь, он ни разу не дал охране повода для беспокойства.
Еще одной ошибкой организаторов режима было то, что охране никто не удосужился сообщить, кого они охраняют и за что тот сидит. Что ж, с точки зрения сохранения секретности это было вполне оправданно. Но охрана видела, что ученые ведут себя с заключенным вполне по-приятельски. Среди непосвященного персонала о нем ходили самые разные слухи. Некоторые, вполне правдоподобные, умелыми намеками распустил он сам. Большинство в конце концов сошлись на том, что он, не иначе, взломал какую-нибудь сверхсекретную правительственную базу данных и теперь осужден на вечную отсидку.
