– Пап, может, когда бабули не станет, мы поменяем мне имя? – жалобно спрашивала девочка, сидя на матах в спортивном зале, и размазывая редкие слезинки по лицу.
Да эта старая ка…, в смысле пожилая замечательная женщина ещё нас переживет, у нее же здоровье как у ло…, точнее отменное здоровье, не у каждого новобранца такое, – рассуждал про себя подполковник Павлов. Озвучивать свои мысли он, взрослый мужчина, не лишенный благоразумия не стал, произнес другое.
– Детка, твоя бабуля – уважаемая женщина, занимавшая в свое время важную и ответственную должность, – попытался нащупать в глубине себя слова, и выразить крупицы позитивных чувств к бабке, – и тебе следует гордиться тем, что ты носишь ее имя.
– Ага, и отчества у нас одинаковые, хорошо фамилия у меня твоя, а то была бы готовая прокурорша, хотя неизвестно какая кликуха привлекательнее "Зина – корзина" или все же прокурорша, – поджав губы, произнесла девочка.
– Это откуда ты таких рассуждений набралась? – сурово спросил отец.
– Державины и Воронины над тобой, когда шутили, говорили, что ты меня так назвал, потому что бабуля тебе выбора не оставила.
– Ну, что ты, детям часто дают имена бабушек и дедушек, – изобразив улыбку произнес отец.
– Пап, – прервала его девочка, – театральное мастерство – это не твое, фальшивишь.
Подполковник Павлов замолчал, не зная, как ещё подбодрить дочь, которую любил сумасшедшей родительской любовью, но став заложником обстоятельств и одной вредной бабули изменить уже ничего не мог.
– Ладно, – вздохнула не по-детски девочка, – давай приемы отрабатывать.
– Дочь, может, все-таки пойдешь на танцы, как мама хотела? – предпринял Константин попытку перенаправить энергию ребенка в другое русло.
– Пап, – закатила глаза дочь, – ты же серьезную должность занимаешь, людьми командуешь, а из женского гардероба выбраться не можешь.
– Какого гардероба? – не понял Павлов.
– Из-под каблука, – припечатала девочка, – не пойду я ни на какие танцы. Так можешь маме и передать. А будет настаивать, я бабуле пожалуюсь.
Подполковник Павлов обречённо вздохнул, бабы, что с них взять, опустил голову и пошел на маты, становясь в стойку.
– Я говорю, что поеду на практику к Сашке, – упрямо произнесла Зинаида.
Ей ещё оставалось только ногой топнуть и картину "Капризы любимой дочери подполковника Павлова", можно считать законченной.
– Комбинацию из трёх пальцев знаешь? – строго произнес Константин Алексеевич, – если забыла, могу напомнить. Никто тебе документы на практику в этой попе мира не подпишет, и пойдешь ты практику проходить вон, на соседнюю улицу.
– Алена, твой муж выражается как босяк, – вставила свои пять копеек Зинаида Константиновна.
– Бабуля, вы чай выпили? – елейным голосом спросил Константин Алексеевич, – так шофер внизу ждёт, разбудите и можете ехать, мы как-нибудь без вашего бесценного мнения вопрос решим.
– Хамло деревенское, что ты можешь решить, когда ей уже документы подписали и поезд через неделю, – с превосходством припечатала бабуля.
Павлов перевел тяжёлый взгляд на дочь, прекрасно понимая, что документы ей бы просто так никто не подписал, тут либо старая карга связями потрясла, либо Воронин.
Зинаида под взглядом отца не дрогнула, только подбородок выше задрала, тем самым давая понять, что своих благодетелей не сдаст.
Константин Алексеевич перевел взгляд на жену.
– Ты знала? – спросил сурово.
– Костяш…, – начала Алена.
– Знала значит, – констатировал, невесело усмехнувшись, – видимо меня в известность ставить не надо, я для вас тут так, вертушка от туалета, крути куда нравится, она помалкивать будет. Взрослая, самостоятельная, решила все. Хорошо, езжай. Только припечет к заднице, папочке не звони, не жалуйся. Сама разгребай свои проблемы, – строго высказал дочери.
