– Они идут, господин Янес, они идут! Сражение обещает быть жарким…
– Хотелось бы мне знать, когда ты наконец начнешь именовать меня «ваше высочество»? Когда велю палачу отрубить тебе кончик языка?
– Вы никогда этого не сделаете.
– На твоем месте, дружище Каммамури, я бы не слишком обольщался. Все же я для тебя – господин Янес. Ну, или Белый Тигр, как Сандокан – Малайский.
– Вы оба – великие люди! Великие, господин!
– Дьявол тебя побери! Да уж, в Индии и Малайзии мы и правда всласть порезвились, чтобы не заржавели наши великолепные карабины.
– Ваше высоч…
– Нет-нет, Каммамури! Называй меня так только при дворе. Ты не ослеп, часом? Не видишь, что мы посреди густого леса, где нет ни докучливых министров, ни блистательных паркетных генералов?
– Я просто исполнял ваш приказ, господин Янес.
– Ладно, ладно. Все мои придворные обожают громкие титулы и высокие звания. Великие полководцы! Ха! Они так и раздуваются от гордости, но могу поклясться, никто из этих увальней, которые опустошают государственную казну, не решился бы отправиться с нами на сегодняшнюю охоту. Так что ты хотел сказать, мой добрый Каммамури?
– Что буйволы уже близко.
– У тебя острый слух!
– Я индиец, а значит, прирожденный охотник.
– Я, конечно, всего лишь европеец, сын Португалии, и совсем не…
– Не прибедняйтесь, господин. Вы убили больше тигров, чем я.
– Я уж и не помню сколько, – ответил Янес. – Близко, говоришь?
– Ручаюсь.
– Много их?
– Сами знаете, эти рогатые чудища передвигаются большими стадами.
– Ты прав.
– Повозка у нас крепкая, господин Янес. Надеюсь, они не смогут ни разломать ее, ни перевернуть.
– А я надеюсь, что эти твари обломают об нее рога, – ответил Янес. – Знаешь, меня беспокоит, что наш корнак[1] на своем слоне забрел куда-то в лес. Так и охоту прозевать можно. Все индусы – те еще плуты.
– И я, ваше высочество?
– Черт возьми, Каммамури! Прекрати цепляться к словам. Хочешь, чтобы я потерял самообладание, как раз когда нужны стальные нервы и идеальная невозмутимость?
– Молчу, ваше высочество.
– Чтоб тебя туг[2] задушил! Вижу, ты решительно настроен вывести меня из себя!
– Вовсе нет, господин Янес.
– Ладно, некогда мне с тобой препираться. Я все-таки беспокоюсь о Сахуре. Если на него наткнутся буйволы, они просто выпотрошат бедолагу, хоботом он от них не отмашется.
– Сахур – не какой-то там мерг, господин Янес. Он – кумареа[3], огромный, точно скала, и сильный, как сотня данавов[4].
– Это ваши индийские сказочные великаны? А по-моему, они больше походят на огородные пугала. Вот у нас в Европе великанов было всего двое. Зато каких! Самсон и Геркулес. Любой из них мог бы положить пятьсот данавов на одну ладонь, а другой прихлопнуть и… Ого! Кажется, я тоже что-то слышу. Кто-то прорывается сквозь джунгли, того и гляди перевернут все вверх дном. Посмотрим, сумеют ли эти бестии справиться с нами. Эй, там! – крикнул Янес. – Карабины на изготовку!
Огромная повозка из толстых бревен, скрепленных стальными крючьями, и с высокими, без спиц колесами стояла, слегка увязнув в жирной почве. Вокруг высились стройные зонтичные и кокосовые пальмы, развесистые тамаринды[5] и манговые деревья.
Повозка была не обычной индийской пальки-гири, в которую запрягают зебу. Те, хотя и массивные, все же более изящны: с пологом на резных столбиках, окрашены, как правило, в небесно-голубые тона и разрисованы цветами и изображениями богов. Эта же напоминала скорее бастион на колесах: сдвинуть с места ее мог лишь с помощью своей невероятной силы слон-кумареа. Даже шести парам индийских буйволов, куда более сильных, чем их европейские сородичи, подобный подвиг оказался бы не по силам.