Шестой шот текилы, кусочек лимона. А
может, девятый? Кто теперь считает?
Мир рухнул. Не сразу, конечно. Он
ломался постепенно, в течение последнего года, но где-то в душе еще
теплился лучик надежды. Совсем крохотный, почти незаметный. Мы
справимся, сможем, выстоим. Мы же семья.
Но сегодня ничего не стало. Словно
кто-то невидимый щелкнул пальцами, и карточный домик развалился.
Только пальчики принадлежали кому-то очень даже осязаемому, точнее
- осязаемой. Тонкие, с неизменным модным маникюром и ярко-красным
лаком.
Подруга со школы Витка Томилина.
Рыжеволосая курносая девочка с веснушками и чуточку вздернутым
милым носом. Та, кому я безоговорочно верила. Доверяла секреты.
Первая из тех, кто узнал о том, что брак наш с Максимовым Сергеем
трещал по швам, как старые джинсы, из которых выросла. Именно она и
раздробила мне грудную клетку. Банально и больно, но я выдержу.
Наверное…
— Еще один, — пальцем провожу по
кромке тонкой крохотной рюмки и мутным взглядом осматриваю
незнакомый бар.
— Анька, тормози, уже достаточно, —
коллега моего мужа Катерина морщит нос и тянет за рукав черной
водолазки. — Может, все еще наладится? — этот вопрос задает тихо,
боится взрыва Везувия.
— Нет, — букву “Т” как-то особенно
выделяю, улыбаюсь и благодарно киваю молодому бармену, который
обновил заказ.
Десятый шот? Черт его знает, не
считаю. Обычно не пью, но сегодня такой хороший повод. Похороны!
Провожаю в последний путь остатки любви, семьи, мыслей о детях,
новом доме и даже маленькой собаке, которую Серый обещал подарить
на день рождения.
— Он мне изменяет, Кать, — горький
смешок слетает с губ. — И не с кем-то, а с подругой. В моем доме, в
моей, сука, постели.
Утром я все еще была счастлива или
пыталась быть ею. Как обычно, встала раньше Серого и бегом рванула
в душ. Тридцатник на носу. Юбилей, мать его. Вот только мне
кажется, что я старею и стремительно.
Уже нет желания красить губы красной
помадой и завивать волосы, чтобы по спине, чтобы волнами, как
раньше.
Наспех душ. Халатик сексуальный
обнажает длинные ноги. Собираю еще влажные волосы в пучок и
тихонько бегу на кухню.
Скоро Серый проснется и снова
ворчать начнет, но я работаю на опережение. Он, когда не голоден,
добрее, что ли?
— Сегодня работаешь? — выходит из
спальни, волосы растрепаны, обнаженный торс манит прикоснуться и я
не могу себе в этом отказать.
Кладу ладони на широкую грудь,
тянусь губами за поцелуем, но муж отстраняется, улыбается, но
сдержанно.
— Ань, время - деньги, — хмыкает и
садится за стол. — Так работаешь сегодня?
— Как обычно, — пожимаю плечами, но
немного обидно.
Оттолкнул, словно котенка
надоедливого. Больше нет того огонька в карих глазах, как в день
свадьбы, например. Или когда он нагло увел меня из-под носа своего
приятеля Пашки Лютого.
Тогда мне и Серому было по двадцать
пять, а Паше всего двадцать и он меня любил. Точно любил. Я видела
это в каждом его неловком движении, чувствовала в мимолетных
случайных прикосновениях.
Пять лет я молчу о том, что, уезжая
из страны, Пашка звал меня с собой. Сразу после того, как мы с
Сергеем расписались.
Прямо на свадьбе увел на лоджию
ресторана, обхватил ладонями лицо и попытался поцеловать. Я
увернулась, потому как не могла ответить взаимностью и не
собиралась даже в мыслях изменять любимому.
Пашка исчез со всех радаров, оставив
лишь небольшой след в виде редких воспоминаний о дружбе и
нескольких совместных фоток.
Иногда от знакомых слышала, что
женат, счастлив и довольно успешен. Но не жалела.
Теперь понимала, что, возможно,
поторопилась тогда со свадьбой, но родители с обеих сторон
настаивали, да и мы, казалось, были влюблены по уши. Казалось!
— Я сегодня поздно буду, Сереж, ты
не сможешь забрать меня из редакции?
