– Может мне кто-нибудь рассказать, что же случилось в Киеве 1 сентября?– спросила графиня Черкасова таким будничным тоном, словно разговор зашёл о погоде.
Князь Державин поморщился, словно у него разболелся зуб. Он не любил, когда говорили о столь болезненной для него теме, как он выражался, "всуе ".
– Какой- то революционер по фамилии Богров стрелял в Столыпина, – ответил он нехотя.
– Я слышал, что прямо в театре, – добавил граф Аксёнов, присоединяясь к тесному кружку, обступившему графиню Черкасову,– И в присутствии Государя.
Анна Николаевна Черкасова, красивая женщина лет тридцати, с томным выражением чёрных глаз, каждую неделю собирала гостей в просторной гостиной своего дома на Мойке. Мужчины
курили дорогой табак, пили вино, привезённое князем Голициным из Крыма. Вино из собственных виноградников он предпочитал дарить, а не продавать, хотя мог заработать на своём предприятие немалую сумму. Дамы с удовольствием сплетничали о происходящих в Петербурге событиях, предпочитая темы рождения детей, замужества или пикантные слухи, которые передавали друг другу, склонив ближе прелестные, украшенные жемчугом и бриллиантами головки. Но сегодня по большей части обсуждали выстрелы в центре Киева, которые привели к гибели самого могучего политика России.
– Да, Николай Александрович тоже был в театре, – кивнул князь Державин, – Говорили, Пётр Аркадьевич перед тем, как упасть, успел перекрестить Государя.
– Тому, кто стрелял, наверное, не нравились взгляды Столыпина. С его либерализмом…
– О, нет, дорогая графиня, Пётр Аркадьевич совсем не был либералом. Он был абсолютный монархист, волю Императора ставил превыше всего.
Дарья Ильинична Державина, супруга Алексея Петровича, защищавшего так рьяно павшего премьер-министра, молча слушала разговор и чувствовала растущее раздражение. Со дня гибели Столыпина её супруг был сам не свой. Он очень любил Петра Аркадьевича. Когда могучая фигура Столыпина появлялась на пороге их дома, дочь Алексея Петровича, Елизавета бежала к нему, перепрыгивая через три ступеньки и кидалась ему на шею. Тот щекотал её своей бородой и она хохотала до слёз. Иногда Столыпин приводил с собой дочь Марию, общительную красивую девушку,
которая была фрейлиной Александры Фёдоровны вплоть до 1908 года, а потом вышла замуж за офицера и покинула службу.
Дарья Ильинична крайне сожалела о судьбе Петра Аркадьевича и особенно, Оленьки, его супруги. Но зачем же говорить об этом в такой день, когда они с Курбатовыми договорились между собой о помолвке своих детей Петра, восемнадцати лет, и Елизаветы, четырнадцати лет. Такие договорённости встречались довольно часто в современной России.
– Уж лучше пусть будет из хорошей семьи, – рассуждали родители подрастающих отроков, – А то норовят притащить дом кого попало.
Особенно смущали дворянские умы союзы именитых особ с актрисами и балеринами, чем грешили даже члены Императорского дома. Конечно же,
родители испрашивали согласие своих детей, что тоже было просто формальностью.
– Петя, так Петя,– пожала плечами четырнадцатилетняя Лиза и убежала играть в куклы.
– Пусть будет Лиза, – кивнул Пётр. Он ничего не имел против, она уже была чудно хороша со своими льняными волосами и серебристо- серыми глазами.
Александра Ивановна, мать Петра, сейчас сидела рядом с Дарьей Ильиничной и они живо обсуждали будущее своих детей. Графиня Головина, обременённая незамужней дочерью Марией, принимала участие в их разговоре, важно кивая головой.
Из музыкальной комнаты доносились звуки рояля, то и дело заглушаемые взрывами смеха. Там собралось молодое поколение знатных особ, собравшихся сейчас вокруг графини Черкасовой.
Им, юным и беззаботным, было невдомёк, что в скором времени большинство из них безвестно канет в кровавом месиве революции.
