Отчего не ходить в походы,
И на подвиги не пускаться,
И не странствовать год за годом,
Если есть куда возвращаться?
М. Семенова
Небо было плотно занавешено серыми свинцовыми тучами, низко свисающими над кораблем. Вдали они и вовсе сливались с тяжелым плотным морем, которое мало чем отличалось от них по цвету. Холодный северо-западный ветер то и дело выхватывал пригоршни солоноватых брызг у мелкого дождя, моросящего уже вторые сутки подряд, тоже не по-весеннему нудного и противного, и резко бросал их в лица пассажиров. Те недовольно морщились, но ничего не могли поделать – небольшой навес, устроенный на корме, слабо защищал от непогоды. Скучившиеся под ним люди даже не дрожали от холода – настолько они устали. Сил доставало только на то, чтобы тупо смотреть на водную гладь и мечтать, что все это когда-нибудь закончится.
К тому же чуть ли не три четверти путешественников, следующих к далеким берегам неведомой Ливонии, изрядно мучились от нескончаемой качки. То и дело кто-то из них, даже не задумываясь о приличиях, торопливо подходил к низенькому деревянному бортику, огораживающему края палубы, чтобы поделиться с морскими волнами скудным содержимым своего желудка.
Относительно здоровыми выглядели лишь четверо: рыцарь, уже в приличных летах, пышная белокурая женщина того же возраста, что и рыцарь, щуплый мужчина, уже пожилой, судя по проседи в небольшой бороде, а также совсем молоденький юноша. О занятиях последнего трудно было сказать что-либо определенное. Достаточно нарядная одежда указывала на его знатность, но скудные пожитки, уместившиеся в один узелок, красноречиво свидетельствовали о небольших достатках.
– Если вам угодно, достопочтенная Розамунда, то, дабы хоть чем-то скрасить наше утомительное путешествие, я даже готов спеть вам самую странную песню из всех, которые слышал в Кастилии.
Эти слова были адресованы девушке, лежащей на куче какого-то тряпья, которая только слабо улыбнулась ему в ответ посиневшими от холода губами.
Вместо нее откликнулась пышная особа.
– Мы с радостью выслушаем вас, милейший рыцарь дон Хуан, – произнесла она хрипловатым низким голосом, в который постаралась вложить максимум любезности. – Однако, прежде чем вы начнете, хотелось бы узнать, почему вы назвали эту песню странной.
– Ее не поют для благородных донов, а наш епископ, услышав ее случайно на городской площади в Барселоне, так сильно осерчал, что повелел бросить певца в темницу. Дело в том, что она несколько неправильная. Но зачем о ней говорить, если лучше спеть, и тогда вы сами все поймете. Увы, но я не смогу себе подыграть, а посему вам придется выслушать ее без музыки.
– Для песни главное – слова, – с живостью откликнулся щуплый мужчина с небольшой седоватой бородкой. – Если позволите, милейшая фрау Барбара, то я охотно присоединюсь к вашей компании, сев поближе.
– Наши наряды уже настолько перемялись, что, усевшись на них, вы при всем желании не сможете причинить им вред, почтенный Иоганн фон Бреве.
С этими словами пышная Барбара гостеприимно пододвинулась и хлопнула ладонью по куче узлов, приглашая Иоганна садиться.
– Гм, гм. Любопытно, что ж это за песня, за которую столь сурово карает епископ, – проворчал себе под нос рыцарь, сидевший чуть поодаль, и тоже навострил уши.
Дон Хуан негромко запел. Голос у него был не сильный, но слова он произносил отчетливо, хотя и с явным акцентом, – все-таки два года не стали достаточным сроком для того, чтобы он в совершенстве освоил немецкую речь.
Легенда была и впрямь необычной, поскольку повествовалось в ней о любви мавра к девушке-христианке, которую жадный отец непременно хотел выдать замуж за богатого старика. Епископ тоже стоял на отцовской стороне. По ложному обвинению юношу бросили в темницу, а девушку отец запер в ее покоях в надежде, что она одумается. Но нашлись добрые люди, которые помогли влюбленным бежать. Однако погоня вскоре настигла их, и тогда они оба бросились вниз со скалы, предпочитая смерть жизни друг без друга.
