– Уважаемые пассажиры. Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту нашего авиалайнера МС-21, выполняющего рейс сообщением Демидов – Новосибирск. Просим вас приготовиться к взлету и пристегнуть ремни безопасности, – сообщила улыбающаяся стюардесса.
Салон нового российского самолета «Внуковских авиалиний» с пермскими двигателями ПД-14 был наполовину пуст. Дмитрию Колесову по билету досталось место у окна, хотя он мог усесться куда угодно: рядом и вокруг него никого не было.
За иллюминатором был виден кусок здания нового западно-уральского аэровокзала «Сергей Дягилев» и несколько самолетов также российского производства, но разных авиакомпаний, без трапов и двигатели которых были зачехлены. Сейчас в стране пошла повсеместная мода присваивать аэропортам имена собственные, то есть знаменитых и заслуженных на всю страну уроженцев того или иного региона.
Колесов пристегнулся. Смотрел в иллюминатор, любуясь на русскую землю, необъятную и могучую, пока самолет набирал высоту. И когда лайнер взлетел и лег на курс, он опустил спинку кресла, откинулся и блаженно закрыл глаза. Уснул он мгновенно. Как вдруг услышал:
– Добрый день! Вы меня не помните?
В одно из семнадцати весенних мгновений 1945 года штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц выехал из учреждения рейхсканцелярии по важному событию. На перекрестке Бисмаркштрассе и Блюменаллее его остановил патруль.
– В чем дело, командир? – спросил Штирлиц, опуская стекло кабины.
И про себя по-немецки матерно выругался:
– Доннер веттер.
– Начальник зондеркоманды унтер-фельдфебель Зигфрид Швайнкопф, – лениво представился мордатый военный, приложив правую руку к каске. В другой руке он недвусмысленно поигрывал автоматом «шмайссер».
– Проверка документов, штандартенфюрер. Точно такую же машину недавно угнали партизаны.
– Что за чушь. Какие партизаны?
– Так, документики попрошу. И на машину тоже, – пошевелил пальцами унтер-офицер.
– Командир, я очень спешу. Через четверть часа у меня встреча с русской радисткой Кэт и пастором Шлагом. Я выполняю сверхсекретное задание четвертого управления РСХА и лично группенфюрера гестапо Генриха Мюллера, – строго, как и подобает истинному арийцу с нордическим характером, чемпиону Берлина по теннису, проговорил Штирлиц, отдавая документы.
Он надеялся, что важность и секретность задания как-то повлияют на дуроломов из дорожного патруля, но не тут-то было.
– Ничего не знаю. У меня приказ, – рассматривая аусвайс, вяло ответил немецкий гаишник.
– Я буду жаловаться рейхсфюреру СС.
– Это ваше право. Так, вышел из машины, открыл багажник! – грубо приказал Зигфрид Швайнкопф.
– Что?
– Оглох, что ли? Багажник, говорю, открыл! Да побыстрей. Шнеллер!
– Черт знает, что такое! Не вермахт, а бардак какой-то.
В багажнике дорогой машины было пусто.
– Та-ак, запаски нет. Номера не читаются. А резину с зимней на летнюю кто менять будет? Фридрих Шиллер с Иоганном Вольфгангом Гете, полковник? Придется составить протокол. Ну, так как?
– Сто рейхсмарок вам хватит? – тихо, оглядываясь по сторонам, проговорил догадливый, как все бойцы незримого фронта, Штирлиц, доставая бумажник из внутреннего кармана черного эсэсовского мундира с одним погоном, в который переоделся накануне поездки.
– О, и огнетушителя нет. И аптечки не вижу, – продолжал придираться унтер-фельдфебель Швайнкопф. – А где страховка ОСАГО?
