– Виски, – глядя прямо перед собой, устало выдохнул припозднившийся посетитель, затем с удобством расположившись на стуле перед стойкой бара, положил на нее шляпу и несколько монет.
– Сколько, сэр? – На два пальца. Бармен быстро смахнул монеты, достал откуда – то из под стойки стакан и, нацедив в него янтарной жидкости, чуть подтолкнул в сторону посетителя, затем достал еще несколько стаканов и, взяв один, принялся протирать его засаленной тряпкой, то и дело бросая быстрые взгляды из-под ресниц на сидящего перед ним мужчину. Ввиду расположения бара на Медисон Бродвее – в одном из элитных районов Сарента, контингент здесь был соответствующий – банкиры, журналисты, работники музеев и т.д. Плюс, согласно последнему приказу городского совета, которому порядком надоели постоянные жалобы горожан, (во всяком случае, тех из них, чей социальный статус позволял им надеяться, что их жалоба дойдет до адресата) драки и непристойное поведение в общественных заведениях строго карались законом. Но, несмотря на это, без неприятных инцидентов порой не обходилось. Так, сюда, в числе прочих, иногда заходили работники с фабрик на Сонной аллее и грузчики с припортовых районов И ладно бы еще только они. Работяги, весь день гнувшие спину на фабриках и в порту, в число которых, по большей части, входили орки и полуогры, признанные безжалостным обществом существами второго сорта и находящиеся едва ли ни у самого подножия социальной лестницы, как правило, вели себя тихо. Изредка, накопив немного денег, они приходили сюда пропустить стаканчик – другой в месте, отличном от дешевой, грязной забегаловки, где они обычно топили тоску от своей беспросветной жизни в дешевом виски. Сидя по углам они молча цедили выпивку, исподтишка, бросая полный злости и тоски взгляд на тех, кто недовольно морщился в их присутствии. Гораздо хуже было, когда в их компании попадался кто-то с окраин, особенно из Мэнса. У каждого процветающего мегаполиса есть своя изнанка – район, который называют городским дном, где проживают те, кому по той или иной причине не повезло на этом дне оказаться. Такой изнанкой для Сарента был Мэнс, где проживали самые разные представители этого самого городского дна, от нищих и попрашаек, до бандитов всех мастей. Полицейских там не было вовсе. Они ограничивались тем, что стояли у входа в район, предупреждая проходящих мимо граждан, что входя в Мэнс, они делают это на свой страх и риск. В Мэнсе было свое ''правительство'', представленное главами самых крупных банд, свои законы и свой порядок. И городские власти это устраивало. Они оставили Мэнс в покое, брезгливо делая вид, что его не существует вовсе. Так или иначе, но ''жители'' Мэнса нет-нет, да и выбирались в центр города, посещали бары, и это почти всегда заканчивалось крупной пoтасовкой и, зачастую, приводило к жертвам. Опытные бандиты умудрялись смыться до прихода полиции, а отдуваться перед ее славными представителями приходилось хозяевам баров, где произошла пoтасовка.
Бармен еще раз мельком взглянул на посетителя, избегая того, чтобы разглядывать его в упор. Во всяком случае, на бандита сидящий за стойкой человек похож не был, как, впрочем, и на банкира или представителя дворянства. На вид ему можно было дать лет сорок – сорок пять. Потертое коричневое пальто и проглядывавший из-под него серый костюм принадлежали горожанину среднего достатка. Внешность мужчины – чуть угловатое, покрытое морщинами лицо, черные волосы с проседью, внимательные зеленые глаза, придавала ему сходство с банковским кассиром или клерком младшего звена. Желая окончательно развеять все подозрения, бармен решился начать беседу.
– Я вас здесь раньше не видел, – начал он осторожно (усталые посетители, как правило, отличаются раздражительностью). – Вы не из Медисона, верно? Человек, подняв на него покрасневшие глаза, с минуту размышлял, словно раздумывая над вопросом. Его лицо искривила легкая усмешка долженствующая означать, что несмотря на нелепость вопроса (жители элитных районов не ходят в старых пальто), он понял его подоплеку. Понимание на его лице несколько секунд боролось с раздражением усталого человека, не намеренного ни с кем разговаривать. Но под конец этой мимолетной борьбы, он решил ответить:
