Коньки были чудо как хороши: с округлыми носами полозьев и тонкой гравировкой в виде смородиновых веточек.
Завернув их поплотнее в хрусткую бумагу и запихнув под шапку выбившиеся из прически пряди, Натали поспешила домой – она обещалась возвратиться к обеду.
Дом Грушевских представлял собой двухэтажное здание из дорогого и добротного красного кирпича с белыми облицовками дверей и многочисленных окон. Летом Мирон – управляющий поместья – крепил на балконы горшки с глицинией, но сейчас, в конце декабря, дом выглядел блёклым и сонным. К основному зданию с двух сторон были пристроены два флигеля, заросшие серовато-зелёным мхом: с одной стороны располагалась кухня и кладовые, с другой – комнаты прислуги.
Натали дёрнула круглую медную ручку – и дом дохнул ей в лицо запахом полироля для дерева, парафина, еловой смолы и маменькиных духов.
– Необходимо ускориться, барынька, Алексей Власович изволил ждать всех в столовой, – Мирон уже мялся в прихожей. Натали сбросила шубу ему в руки, мельком глянула в зеркало, поправила пряди, потерявшие форму под шапкой, и поспешила в столовую.
Там уже собралось почти всё семейство Грушевских. Его глава, Алексей Власович, являл собой человека низкого роста с лицом, испещрённым глубокими морщинами и украшенным редкими, но пушистыми бакенбардами. Взгляд у Грушевского-старшего всегда был уставшим и с немой укоризной. Подле Алексея Власовича сидела его супруга, Софья Фёдоровна – моложавая, пугливая, никогда не перечившая мужу женщина с вялым, бесцветным лицом. Вдоль стола по обе его стороны сидели дети Грушевских. Старшим был Михаил, 28-ми лет от роду, красивый молодой человек с худым лицом и большими глазами, успешно строивший карьеру преподавателя географии в Императорской Казанской гимназии. Николай был младше Михаила на год, считал себя выше всех на голову и очень трясся над тем, что подумают о нём другие. Два места пустовало: они принадлежали Фёдору и Анатолию, близнецам, которые сейчас служили во флоте. С другой стороны в одиночестве сидел младший сын Грушевских, Дмитрий.
Когда в столовой появилась Натали, Софья Фёдоровна оживилась, лицо её озарилось каким-то внутренним светом.
– Вот и ты! – она поспешно встала, засуетилась, зачем-то начала протирать приготовленные для дочери приборы. – А ты что такая трёпаная?
Увернувшись от протянутой руки, Натали ловко поймала пальцы матери, поцеловала коротко, формально клюнула отца в щеку, улыбнулась братьям и села подле Михаила.
– К чему это всё, papa? – Дмитрий откинулся на спинку и закинул ногу на ногу.
Глянув на него, Алексей Власович поморщился, как от зубной боли.
– Не буду ходить вокруг да около, – тихо заговорил он, промакивая рот салфеткой. – Мне было предложено место исправника1.
Софья Фёдоровна тихо ойкнула, села и опустила руки на колени; дети переглянулись.
– Но, чтобы я мог принять это предложение, мы должны перебраться глубже в Сибирь… В Пермь, – несколько неуверенно завершил Грушевский и поправил усы.
– Разве нам плохо здесь? – прервал наступившую тишину Михаил.
– Да, это далеко. Но это хорошее предложение. Вы выросли, я могу говорить с вами начистоту. Поместье увядает. Наша земля уже не приносит богатого урожая. Засуха, вредители… – Грушевский-старший начал рассеянно разглаживать складки скатерти. – Не так уж плохо, не так уж плохо… Ты, Натали, сможешь продолжать учиться фортепиано, – Алексей Власович продолжал говорить, поглядывая исподлобья – ему было интересно, кто из детей встанет на его сторону.
– Какая разница, здесь или там – всё одно, – Николай качнул головой и сложил руки на груди.
