Только я вошел в свой кабинет, как за мной забегает глава моей личной охраны, Цветков.
Несмотря на свою нежную фамилию, выглядит Петр как суровый горный медведь. Характером тоже походит на это же животное.
Серьезный и задумчивый, но стоит только опасности замаячить на горизонте, как он превращается в машину для уничтожения врагов, смертоносную, не ведающую жалости, сносящую все на своем пути.
А на опасность его чуйка работает как самый точный радар. Сколько раз он вытаскивал меня из, казалось, безобидных ситуаций, которые потом имели катастрофические последствия.
Так что такие странные для несуетливого Петра действия меня удивляют.
— Голубка тебя сдал, — сообщает Петр, протягивая мне заряженный ствол. — Уже проверил. Пока непонятно, что именно он стащил, но все серьезно. Он на Варшавской.
— Твою же мать! — матерюсь. — Как, сука, не вовремя.
Прошло несколько дней с того момента, как мы потеряли отличную сделку. Голубка, он же связной между мной и покупателем, исчез, и я сразу понял: он что-то задумал.
Ночью его выследили, но взять не смогли. Видать, подлая крыса, чуя, что мы на хвосте, решился пойти ва-банк.
— Боюсь, он уже все растрепал, — обрадовал меня Петя, — слишком уж он спокоен.
— Он в изоляторе сидит, конечно, спокоен, — усмехаюсь я, — думает, его эти стены защитят от меня.
Мы выехали в участок, в котором окопался Голубка. Подлая тварь. Я не прощаю предательства. И это не прихоть, а необходимость. Оставить за собой обиженного или предателя — значит добровольно повернуться спиной к ножу, который рано или поздно вопьется в твою спину.
— Алло, — поднимаю трубку и на том конце слышу голос своего адвоката Савелия Гончарова.
— Если ты на всех парах несешься в СИЗО, советую развернуться, — говорит он, и я подаю Петру знак остановиться, — тебя там уже ждут. Медведев здесь.
— Твою же мать, — шиплю сквозь зубы, — только его не хватало.
— Опоздали вы с перехватом, документы уже у него, — сообщает Сава. — Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это залечь на дно. Если схватят, даже я тебя не вытащу.
Он отключается, и я со всей силы засаживаю ребром ладони в приборную панель. Больно. Но последствия от того, что я могу потерять, будут намного больнее.
— Давай в аэропорт. Успею вылететь, пока они бумажки свои переберут. Сейчас нужно убраться за пределы их досягаемости.
Этот прокурор Медведев костью в моем горле застрял, ну или я в его. Ненавидит меня лютой ненавистью. Знать бы еще за что?
С первой нашей встречи проклятый старик смотрит на меня волком и теперь при первой же возможности, как хорошо натасканная собака, вынюхавшая наконец след, вцепится в меня как бульдог. Он это дело так просто не упустит. В первый раз к нему попало что-то стоящее.
Несмотря на то, что в моей компании стоит последняя версия защиты и протоколы проверяются каждые два часа, да еще и возможности занести или вынести какую-то цифровую технику или информацию нет, все-таки Голубка, похоже, успел вытащить что-то ценное. Знать бы еще что? Не зря же Медведев примчался. Уверен, Савелий это быстро выяснит.
Петр за считаные минуты привозит меня в аэропорт.
— Предупреди Арслана, — напоминаю я, хоть и знаю, что Петр не подведет. — И раздобудь мне на этого неугомонного прокурора хоть что-нибудь, — приказываю Петру, — я не могу надолго отлучаться.
— Раскопаем, — успокаивает он меня.
Полет в несколько часов длится слишком долго, когда ты погружен в свои мысли. Написал сообщение сестре, предупредил, что буду вне зоны доступа, пусть не волнуется.
Единственная моя отрада в жизни — Аня. Я не особо доволен тем, что она все-таки простила этого придурка Скалу. Несмотря на то, что и сам этому поспособствовал. Моя младшая сестренка на славу помучила его, прежде чем позволить остаться рядом, и я подозреваю, что не последнюю роль во всем этом сыграл и сам Немой. При воспоминании о нем мысли плавно перетекли к нашей последней встрече. Скала решил ради своей семьи уйти в тень, что стало, конечно, огромной новостью, и самое странное, что Немой и совет это одобрили.
