Врата ада дрогнули, разверзая свою черную пасть. Налегая обеими руками, Харон неутомимо орудовал рычагом, приводя створы в движение; и только тяжелое дыхание, приглушенное маской, выдавало в нем преклонный возраст. Ворота – зазеленевшие сверх уровня воды, с буграми потусторонних вмятин и шрамами сварки – казались исполинской стеной, отделяющей ограниченный, но понятный мне мир от бездны неизвестности. Седые испарения, вкрадываясь из-за ворот, обволакивали наши тела, по пояс поглощенные темными водами. Даже через плотный прорезиненный комбинезон и теплое исподнее я почувствовал, что вода за воротами холоднее, нежели в чистилище. Свет от налобного фонаря, проскальзывая между створами, рассеивался и терялся в непроглядной мгле. Первородный страх пред лицом неизведанного и томительное ожидание ускорили мое сердцебиение и участили дыхание. Я поежился, поправляя лямки кислородного баллона, с непривычки осязаемо давящие на плечи.
– Довольно! – хрипло выдохнул Харон.
Расстояние между створами было достаточным, чтобы проскользнуть между ними. Я перевел взгляд на своего провожатого.
– Не свети в глаза! – закрываясь ладонью, пробурчал тот. – У нас будет час, плюс-минус минут двадцать – зависит от расхода кислорода. Так что, не суетись там: дыши ровно и ритмично. И помни: что бы ни случилось, сохраняй спокойствие!
Харон выдернул рычаг из разъема в стене, указал им на разверстую металлическую пасть и прохрипел:
– Я – следом.
Согнув руки в локтях, дабы не загребать воду и не касаться клубящейся дымки, я шагнул к воротам. Толща воды и склизкое дно сковывали движения. Упершись ладонями в створы, я через перчатки ощутил леденящую поверхность металла. Мне потребовалось несколько вдохов, прежде чем я решился просунуть голову между створ и заглянуть внутрь: взгляд с трудом различал неясные формы в бесконечно-темном пространстве, подернутом белесым маревом, а уши, прикрытые капюшоном комбинезона, улавливали мерное металлическое позвякивание и звуки капели. Пары углекислого газа, вырываясь из клапана моей маски, приобрели видимые очертания.
– Иди же, – Харон слегка подтолкнул меня. – Как войдешь, отступи вправо.
В точности выполнив указания Харона, я освободил ему путь. Он ступил внутрь быстро и уверенно, передал мне рычаг и указал на стену за моей спиной:
– Закрывай!
Рычаг с лязгом вошел в разъем запорного механизма, и гулкое металлическое эхо разнеслось по окружающей нас мгле. Работать рычагом оказалось труднее, чем мне виделось в движениях Харона. Створы ворот будто бы противились смыканию. Каждый возврат и подъем рычага давался мне на пределе сил. Наконец, издав жуткий скрежет, ворота сомкнулись. Эхо угасло. Я хотел выдернуть рычаг, но Харон остановил меня и поманил за собой. Сделав несколько шагов и поравнявшись с ним, я последовал взглядом за лучом его фонаря. Теперь, переведя дыхание, не суетясь и вглядываясь, я мог разглядеть это циклопическое сооружение.
– Вот она – дворцовая тайна! – негромко, но торжественно произнес мой провожатый. – Наше спасение и наша каторга!
Фонари выхватывали из темноты кольцо необъятных стен: кирпичную кладку – местами подернутую чернеющими потеками грунтовых вод – и редкие фрагменты некогда роскошной мраморной отделки; а высоко над нашими головами терялся во мраке бесконечно-далекий свод купола.
– Предвидение Екатерины Великой и прозрение Александра Благословенного! – также торжественно продолжал Харон. – Яблоко раздора и обетование мира!
А по другую сторону от нас, словно ряды римского амфитеатра, из воды поднимались беломраморные ступени, местами утратившие свою целостность и увенчанные громадой мраморного трона; по обе стороны от него тянулись причудливые емкости, медным блеском отражавшие свет наших фонарей и поражавшие размерами и хитросплетением труб; а справа, над водой, – виднелись останки двух величественных, симметрично расположенных лестниц, плавной дугой шедших по направлению друг ко другу и когда-то, вероятно, сходившихся в единый марш, – арочные проемы над лестницами были заложены грубой кирпичной кладкой; и там же, у подножия лестниц, белело нагромождение изломанных мраморных глыб.
