Сейчас много треплются о моем отце, показывают по телевизору его фото, называют садистом и наркоманом. В новостных промежутках мелькает какая-то карлица, чуть младше меня, которая вытягивает шею к людям как издыхающая черепаха и кричит «вы украли у меня детство». Нефтяные компании украли у неё детство, лесорубы вырубили ее леса, астронавты пробили у неё над головой озоновую дыру. Она даже в школу не ходит, пока эту дыру не заштопают. Люди давно не убивали друг друга в больших количествах и забыли, что такое трагедия. Кто-то украл у них детство, и они теперь превратили в него всю оставшуюся жизнь.
Пусть моего папашу обсирают на каждом углу, а в приюте каждая набожная сволочь пытается погладить меня по голове, я не перестану повторять, что мой отец мне мое детство подарил. Вам, говноеды, такое детство и не снилось. Существование, лишенное опасности, лишено смысла. Ты должен ожидать смерти в любой момент. Только тогда у тебя появляется вкус к жизни.
Не знаю будут ли у меня дети – отец отшиб мне детородные органы – но, если дети будут, я стану для них таким же, как он. Хорошего человека может воспитать только сволочь. Не могу себе представить противоположного. У нормальных людей всегда вырастают подонки. Ненормальным – везёт.
Нужно жить, не думая. Не надо париться, размышляя, какой бутерброд купить. Какой фасон стрижки выбрать. Отец брал все, что попадётся под руку: жратву, деньги, янтарь, украшения, хорошую обувь. Если он что-то любил, то хорошую обувь. Такую в которой можно ходить и по дерьму, и по паркету, если почистить.
Еще он любил брать билеты на самолеты или поезда.
В зависимости от того, сколько у него на тот момент было денег. Он чувствовал, что место обитания нужно менять и тут же переезжал, куда заблагорассудится.
Это происходило мгновенно. Случалось, среди ночи.
Он собирал чемодан и пытался свалить, пытаясь оставить меня одного в какой-нибудь общаге или притоне, где мы часто с ним ночевали. Я с детства привык быть начеку. Я научился читать его мысли. Он не хотел убежать от меня. Я не был ему в тягость. Он просто забывал о моем существовании, когда, как он говорил, «дорога позвала меня в путь». Я слышал щелчок у него в голове. Ловил его за сборами и садился рядом. И мы выходили на улицу, пахнущую весенними почками и недавним дождем, и шли на вокзал. Я – на костылях.
Он – в свеженачищенных сапогах.
То, что с ним не соскучишься, это – хорошо. Но меня не надо веселить. Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь занимался мною. Отец покупал мне какой-нибудь конструктор или лего, а сам напивался до нужного ему состояния. Я увлеченно собирал модели кораблей, автомобилей, храмов, небоскребов. Мне было достаточно этого для счастья. Особенно, когда задание получалось. Не понимаю смысла дружбы, общения. Вынести вчетвером с приятелями несгораемый шкаф из квартиры – нужное, понятное дело. Помочь товарищу в драке, особенно если у тебя есть свинчатка или нож, благородный поступок. Пилить дрова двуручной пилой удобнее. Но остальное то, что? Чувства?
Папаша был нужен мне не потому, что постоянно наполнял мою жизнь риском, а потому что рядом с ним я чувствовал себя в безопасности. Как за каменной стеной. Большую часть времени он был пьян, вел антиобщественную жизнь, в любой момент был готов попасть в тюрьму или под поезд. Но мне с ним было спокойно. Алкогольное самоубийство, которое от тщательно практиковал, меня не смущало. Я не изменил бы своего мнения, если бы он вскрывал себе каждый день вены. Что бы он ни делал – с ним ничего не могло случиться. Он был волшебным, заговоренным. Я ощущал животным образом, что рядом со мной находится иной человеческий вид. Быть может, инопланетянин.
