Была среда.
Было скучное осеннее утро, когда на пару с охранником Олегом я торчал в своей галерее, или, попросту говоря, антикварной лавке.
К тому же за окном беспросветно дождило. В такие дни и погоды нашествие клиентов не предполагается, и в зале напрасно пылится красная мебель, тускнеет бронза и отбивают жизнь напольные часы. В такие дни хочется покоя и размышления. Мой Олег, не дорешив кроссворда, задремал с пистолетом на боку, я же наполнил коньяком любимый рёмер, намереваясь неторопливо испить из старого зеленого стекла и подумать о вечном.
Как вдруг к галерее подъехал классный белый «мерседес».
То, что он классный, я углядел даже сквозь мокрую пелену. Пятисотый или что-то в этом роде.
Ну, «мерс» и «мерс», кого им, на фиг, удивишь. Но то, что вышло, вернее, выкатилось из него, лично меня удивило сильно. Мужчина-шар, одинаковый во всех измерениях, что снизу вверх, что по горизонтали. Не в смысле широкоплечести, а в смысле ширины в животе.
Сразу было видно, что у человека есть деньги.
Он не шел – он плыл к галерее, полный уважения к себе как к хозяину жизни.
Я задвинул в ящик стола невыпитую рюмку, кашлянул для побудки Олегу и встретил клиента на пороге с заинтересованностью на лице.
– Здорово, дядя, – гастрономно выдохнул мне в лицо мужчина-шар. – Жене моей презент нужен. Цена не волнует.
Я задал ему несколько вежливых вопросов, из которых уяснил, что ни живопись, ни фарфор его не интересовали. Предмет ему нужен был мебельный, для загородного дома, и, подмигнув Олегу, я повел его в зал, где выставлял мебель.
Чтобы разжечь в клиенте покупательский азарт, я, как водится, стал рассказывать байки о временах и стилях и о разных дворянских слабостях-предпочтениях, но по лицу его видел, что слушал он меня вполне пренебрежительно. Ничто из моей мебели ему не нравилось.
Вдруг, совершенно непонятно почему, он сам тормознул возле двух консолей карельской березы.
Господи, почему именно возле них? Не знаю. Но знаю, что тайная власть старинных вещей над нами существует. Поколения людей, которые столетиями жили среди них, заряжают их особой энергией. Хорошо, если доброй.
– То что надо, – сказал клиент. – Почем?
Смиренно, как кролик, я посмотрел ему в глаза и назвал сумасшедшую, с расчетом на торговлю, цену: десять тысяч долларов. Но торговли, на мою удачу, не случилось.
– Нормально, – сказал он. – Одну беру, нет вопросов.
Я извинился и объяснил, что вещи эти парные и что одна консоль не продается. Мужчина-шар подмигнул.
– А за сколько она у тебя не продается? – спросил он.
Я вежливо добавил, что вещи эти редкие, русской дворцовой работы конца восемнадцатого века и разбивать их поодиночке грешно и почти преступно.
– А ты разбей, – сказал он. – Подумаешь, делов-то. Тумбы, блин.
Он нравился мне, этот мужчина-шар, он был мне даже чем-то симпатичен. Он или его деньги? Теперь уже это не имеет значения. А тогда со всем пылом я принялся его убеждать приобрести обе консоли сразу и даже обещал скидку. Но чем больше я убеждал, тем неприступнее он стоял на своем.
– Нет. Жене не понравится. На одну-то я башку лосевую поставлю, которую сам на охоте добыл. А вторая мне на что?
Мы оба перешли почти на крик. Мы спорили так громко, что Олег как бы ненароком расстегнул кобуру, а заглянувший в галерею случайный человек тотчас в испуге растворился за дверью.
– Я все равно тебя сломаю, – сказал Шар. – Почем, говоришь, у тебя пара? Десять штук? Я беру одну. Но за восемь.
Это был сильный ход. Я, конечно, сообразил, что если отдать ему одну за восемь, то уж вторую-то я худо-бедно за четыре продам. Тогда в сумме получится двенадцать, на две тысячи больше, чем я запрашивал. Похоже, он действительно меня сломал. Или я его?
