Честно говоря, причины, по которым я ввязался в эту странную авантюру, для меня навсегда останутся скрыты. Скорее всего, тут послужило моё естественное любопытство в совокупности с желанием дать для себя всем этим странным событиям хоть какое-нибудь логическое объяснение. Мой отец всегда говаривал мне, что медики пропитаны скептицизмом, однако по-настоящему понять его слова я смог лишь теперь, когда мой затуманенный мрачными вопросами разум жаждал расставить всё на свои места.
Не последним фактом тайного проникновения в закрытый для меня сектор лечебницы в не дежурное время послужило желание произвести хорошее впечатление на окружающих, что могло бы здорово помочь в дальнейшей карьере.
Однако теперь, тихо ступая по тёмным коридорам психиатрической лечебницы с масляной лампой в руках, я едва ли себя сдерживаю, чтобы не сбежать. Вся моя смелость и вера в успех предприятия испарились, едва я смог сложить кусочки мозаики в этом странном деле.
Вероятно, только не утихающий огонёк противоречия продиктовал мне, что я должен делать.
Психиатрическая лечебница имени Святого Ривса располагается на почтительном расстоянии от унылого городка Плейсвиль. Несмотря на помпезное по нынешним временам название, город представляет собой довольно удручающее зрелище. Старые обшарпанные домишки, с покосившимися крышами являют собой неплохую демонстрацию внутреннего содержания как их самих, так и их хозяев, которые довольно редко покидают город. К чужакам же тут относятся довольно холодно, да и чего можно ожидать от города, которого давно нет на картах?
Старая лечебница находится на самом краю северной дороги города. Время изрядно потрудилось над её стенами, а так же над её плачевной репутацией. В Плейсвиль привозят не только душевнобольных из соседних городов и деревень, но иногда и из других городов. Я до сих пор никак не могу взять в толк, откуда же могло взяться такое большое скопление лучших светил науки в таком захудалом месте, как это.
Даже если бы лечебница находилась в самом центре города, местные жители всё равно бы обходили её стороной, потому что только самые безнадёжные случаи поступали в её недра.
Мне, как молодому студенту, проходившему практику в этом месте, должно быть, очень повезло. Хотя сказать по чести, я до сих пор считаю, что не каждый практикующий врач согласится вникнуть в тайны, которые довелось не по своей воле узнать мне за столь короткий промежуток времени.
Как и любой другой студент-медик, получивший такой лакомый кусок в качестве практики, я пытался узнать больше, не ограничиваясь тем, что мне предлагают, а проявляя инициативу и делясь своими собственными выводами со старшими коллегами. Они, впрочем, не выражали недовольства в связи с этим, а лишь по-отечески ухмылялись всякий раз, когда мои не подкреплённые практическим опытом знания давали о себе знать.
К слову сказать, больные в этой клинике менялись довольно часто, нередко фигурируя с редкими диагнозами, подогревая интерес персонала.
Но по-настоящему странный случай произошёл в конце февраля 1920 года, когда в расположение лечебницы поступил молодой человек, тридцатилетнего возраста. Меня сразу же заинтересовал его случай, но в тот же день мне не удалось присутствовать на мероприятиях, которые проводили с невысоким худощавым человеком. Лишь на короткий миг я сумел заметить взгляд молодого человека, глаза которого были широко открыты. Немигающим взглядом он смотрел сквозь меня, и что-то бубнил себе под нос. Мне же больше всего припоминается та самая фраза, всплывшая в результате нашего вмешательства, которая, как выяснилось позже, стала единственной, что при жизни смог произносить этот несчастный.
