Мотоцикл с ревом вырвался за пределы Окраины, унося светловолосого паренька и темноволосую девушку прочь от оставшегося позади ужаса.
В лицо пареньку, крутясь, летели дым и пыль; он чувствовал запах крови и собственного взмокшего от страха тела, а девушка прижималась к нему и дрожала. Они мчались к мосту, но фара мотоцикла была разбита, и парнишка правил, ориентируясь в сочившемся сквозь облака дыма тусклом фиолетовом свечении. В горячем тяжелом воздухе пахло гарью: запах поля боя.
Колеса слегка подпрыгнули. Мальчик понял: они въехали на мост. Когда бетонные обочины моста сузились, он немного сбавил скорость и вильнул, чтобы разминуться с колпаком, который, должно быть, свалился с колеса одной из тех машин, что недавно промчались на другой берег, в Инферно. То, чему ребята стали свидетелями несколько минут назад, не шло из головы, и девочка со слезами на глазах то и дело оглядывалась, повторяя имя брата.
«Почти проскочили, – подумал парнишка. – Прорвемся! Про..».
Прямо перед ними в дыму что-то выросло.
Инстинктивно ударив по тормозам, парнишка начал выруливать вбок, но понял, что времени слишком мало. Мотоцикл влепился в возникшую на дороге фигуру, и мальчик потерял управление. Он выпустил руль, почувствовал, что девочка тоже слетела с мотоцикла, а потом как бы перекувырнулся в воздухе и заскользил, немилосердно обжигаемый трением.
Он лежал, свернувшись клубком, хватая ртом воздух, и, с трудом сохраняя сознание, думал: «Точно, Бормотун. Бормотун… заполз на мост… и устроил нам бенц».
Парнишка попытался сесть, но сил еще не хватало. Левая рука болела, но пальцы двигались, что было хорошим признаком. Ребра казались осколками бритвы, а еще ему хотелось спать, просто закрыть глаза и будь что будет… но мальчик не сомневался: тогда больше он уже не проснется.
Пахло бензином. Мальчик сообразил, что у мотоцикла пробит бак. Через пару секунд раздалось БА-БАХ!, замерцало оранжевое пламя. На землю с грохотом посыпались куски металла. Парнишка встал на колени (легкие отказывали) и в отсветах пламени увидел, что девушка лежит на спине примерно в шести футах от него, разбросав руки и ноги, как сломанная кукла. Рот был в крови, натекшей из нижней разбитой губы, а на щеке – синий кровоподтек. Но девушка дышала, и когда он назвал ее по имени, веки затрепетали. Мальчик попытался приподнять ей голову, но нащупал какой-то желвак и решил, что лучше ее не трогать.
А потом услышал шаги, два башмака: один цокал, второй шаркал.
Мальчик с бешено колотящимся сердцем поднял взгляд. Со стороны Окраины к ним кто-то ковылял. На мосту горели ручейки бензина, но это существо шагало сквозь огненные потоки, не останавливаясь, поджигая отвороты джинсов. Оно было горбатым – нелепая, злая пародия на человека, – а когда подошло поближе, мальчик увидел, что полный зубов-иголок рот кривит ухмылка.
Он припал к земле, загородив девушку своим телом. Шаги приблизились: цок-шарк, цок-шарк. Мальчик начал подниматься, чтобы дать отпор, но боль прострелила ребра, не позволяя вздохнуть, стреножила его, и он опять повалился на бок, с присвистом втягивая воздух.
Добравшись до них, горбатое ухмыляющееся существо остановилось и уставилось себе под ноги. Потом оно пригнулось, и над лицом девушки скользнула рука с металлическими, зазубренными по краям ногтями.
Силы оставили мальчика. Металлические когти вот-вот должны были размозжить девочке голову, сорвать мясо с костей – это случилось бы в мгновение ока, – и мальчик понял, что в этой долгой страшной ночи спасти ей жизнь можно только одним способом…
