Впереди вдаль уходили рельсы железной дороги, по которой стремительно нёсся Сапсан. Никогда раньше не был в кабине поезда и даже не мог себе представить, как машинист им управляет. Скорость в двести тридцать километров в час практически не ощущалась, по крайней мере по сравнению с автомобилем. В этот момент я понял, насколько приятно иметь знакомого машиниста. С Лёшей мы были знакомы уже семь лет: встретились, когда я ещё только-только окончил университет.
– Лёша, а какая максимальная скорость у этого поезда? – спросил я, посмотрев в его сторону и отвлёкшись от созерцания пейзажа спереди.
Лёши в кабине не было, что было странно, ведь я, разумеется, не умел управлять поездом, и оставлять меня одного в кабине было по меньшей мере опрометчиво, хотя дорога была прямая и в кабине было столько электроники, что я бы не удивился, узнав, что поезд едет на автопилоте. Вероятно, так и есть, так что для машиниста нет никакой проблемы в том, чтобы отлучиться в туалет.
Сегодня был приятный солнечный день и мимо пролетали зелёные рощи, огороженные от железной дороги таким же зелёным металлическим забором. Мне нравилась скорость, с которой мы ехали, и особенно впечатляла мысль о том, каков на такой скорости импульс у поезда весом в несколько сотен, а может быть, даже и тысячу тонн. Впрочем, несложно подсчитать, знай я точные данные – убийственная мощь.
Я смотрел на две параллельные плавно текущие металлические рельсы, глядя на которые в отрыве от всего остального, вряд ли возможно было понять то, с какой скоростью мы по ним несёмся. Гладкие. Блестящие. Ровные. Где-то вдалеке гудел встречный поезд; если приглядеться, то он был виден километрах в двух впереди. Заманчиво – одно дело, сидя в пассажирском вагоне, сбоку видеть пару секунд проезжающий поезд, и совсем другое – наблюдать, как он стремительно приближается на тебя спереди.
Сердце на мгновение сжалось, чтобы потом бешено забиться в груди, и ноги налились свинцом. Поначалу я даже не мог пошевелиться, но затем всё-таки понял, что нужно было как можно быстрее выйти из кабины и постараться максимально далеко пробежать вглубь поезда. Лишь две параллельные плавно текущие рельсы: не знаю, где встречные пути, но глаза не врали – их не было. Может, их ремонтировали или здесь участок реверсивного движения? Сейчас это, впрочем, имело мало значения.
– Лёша! Лёша! Открой чёртову дверь! Тут поезд! – ломился я из кабины машиниста в закрытую снаружи дверь. – Тут поезд!
Что за бред! Две минуты назад, когда всё было так хорошо, рядом со мной были и квалифицированный машинист, и более или менее привлекательная стюардесса, принёсшая нам по чашке чая. И теперь, когда возникла потенциально аварийная ситуация, я, человек настолько не умеющий управлять поездом, что даже не знающий, где педаль тормоза (педаль ли, может, рычаг или кнопка?), стою посреди запертой небольшой комнатёнки один.
Громкость гудения встречного поезда лавинообразно увеличивалась, и нас отделяло уже метров триста. В этот момент я проникся тщетностью каких-либо действий с моей стороны. Да и Лёша, если даже вдруг впрыгнет в кабину, уже не успеет нас остановить. Ситуация вовсе не была потенциально аварийной – она была фатальной. Наверно, мне не было бы в такой степени страшно, если бы со мной был хоть кто-то, но я был один. Я неоднократно слышал о том, как перед реальной угрозой смерти у людей перед глазами проносится вся жизнь, но я был настолько опустошён, что в голове не было ни единой мысли. Всем телом я ощущал лишь одно – всепоглощающее осознание неотвратимости столкновения и бессмысленность моего нахождения здесь. Ведь если человека сбивает машина, то, по крайней мере, в машине остаётся серьёзная вмятина или, в том случае, если человек падает с крыши, то вмятина остаётся в асфальте, а изувеченные тела жертв вызывают шок в глазах окружающих, надолго откладываясь в их воспоминаниях – так или иначе после человека остаётся хоть что-то, кроме его тела, говорящее о том, что он был. Но здесь, при лобовом столкновении двух поездов, вряд ли имело большое значение содержимое кабины машиниста – вместо меня здесь могло быть плывущее по воздуху семечко одуванчика.
