Человек сидел на стуле, синяя рубашка из хлопка была мокрой насквозь, от него воняло потом. Пухлая нижняя губа его тряслась от страха и неопределенности, лоб покрылся испариной. Лампочка Ильича болталась на проводе, привязанная к дупелю между бетонными плитами на потолке. Окон в помещении не было, равно как и вентиляции. Пол давно не мыли, судя по слою налипшей засохшей крови и остаткам мозгов предыдущих гостей этого злополучного места. Комната была не очень большой, но и не совсем маленькой, около шестнадцати квадратных метров. Из освещения была только та самая одинокая лампа, свет которой едва доставал до темных уголков мрачного подвального помещения. Напротив пленника на таком же стуле, стоявшем рядом с деревянной старой советской партой, сидел человек в черном балахоне с капюшоном, плотно скрывавшем в тени его лицо. Он был расслаблен, одной рукой он поглаживал пистолет, лежавший на облупленной парте. Он смотрел на пленника, и только глаза поблескивали в глубине капюшона, изредка выхватывая свет от качавшейся лампы.
– Борис, пожалуйста, прошу тебя…
– Не начинай, – ответил человек, напоминавший саму смерть – он был высокого роста, долговязый, с худыми бледными кистями и выразительными венами на них. – Ты прекрасно знаешь, что выхода нет.
– Но…
– Смирись с этим.
– Но ведь мы… Мы с тобой договорились!
– Это не важно…
Виктор жил обычной жизнью рядового журналиста. Вот уже десять лет он работал в журнале «Все о политике», где занимался написанием скучных статей, обычно на полторы-две страницы, освещая важные встречи на международной арене. Его чертовски раздражали все эти «важные» саммиты, съезды и конференции, на которых из года в год лидеры стран говорили об одном и том же. Что надо решать проблемы с экономикой, торговлей, ценами на нефть, газ, бороться с терроризмом в той или иной мелкой стране, бросая на ее бедных жителей все, что способно искоренять жизнь самыми различными методами… По факту же большие чины играли в очередной «песочнице» в войнушку, меряясь своими игрушками под предлогом угрозы международной безопасности. Виктор так устал от всех этих козней одних альянсов против других, если кто-то не захотел уступать кому-то другому в вопросе торговли или сотрудничества, от бесконечного вранья про укрепление международных связей, про работу экспертных групп ООН в горячих точках и прочую политическую грязную воду, в которую подмешивали красок СМИ и телевидение – что статьи его стали однообразными, беспристрастными, да и сам он печатал их в полуавтоматическом режиме, изредка добавляя то или иное красивое словцо для контраста. «Кто вообще это читает? – иногда спрашивал он у себя. – Если я напишу слово „хуй“ в одном из предложений, наверное, даже редактор с корректором не заметят этого, настолько это скучно и банально…» Вся правда, по мнению Виктора, теперь живет в интернете и на YouTube, там можно отыскать любой материал, какой только захочешь, и скорее всего, он будет гораздо ближе к истине, нежели то, что выходило из под его пера каждый второй четверг. Но жесткие рамки стандартов и цензуры возвращали его в реальность, и он полусонными глазами продолжал вести этот бесконечный монолог о бессмысленных событиях, которые никак не влияли на основной смысл всей этой политики – набить карманы и распилить очередной пирог на более-менее равные части, а если этого сделать не удастся – заставить оппонентов делиться любыми «цивилизованными» способами.
Виктор вдруг остановился – он пробежался по материалу и заметил, что вот уже в который раз пишет свои собственные, откровенные и неприемлемые для руководства всех уровней мысли. Усмехнувшись и закинув пакетик снюса под пухлую нижнюю губу, он выделил концовку своего текста и, немного помедлив, нажал на клавишу delete.