Не было лёгким делом в течение многих лет колесить по портам, тавернам и борделям, будучи тщедушным юнгой с именем Леон Боканегра.
Это имя принесло ему немало неприятностей. Хотя оно звучало как злая шутка, фамилия Боканегра была единственной, которую с трудом можно было разобрать в замусоленной судовой книге. В ней писарь записал его как члена семьи эмигрантов из Трухильо, плывших из Кадиса в Портобелло. Эта семья погибла от жестокой эпидемии неизвестного происхождения, которая чуть не уничтожила всех пассажиров и экипаж "Морского Льва", ветхой "караки", регулярно курсировавшей между берегами старой Европы и Нового Света.
Когда последний из трупов выбросили за борт, а ползающий по палубе младенец, которому еще не исполнился год, начал искать, чем бы утолить голод, ошеломленный капитан, безо всяких оснований, решил, что этот крохотный выживший – младший из братьев Боканегра. Хотя он мог принадлежать любой из остальных семей, опустошённых за это ужасное путешествие, так как даже писарь, единственный, кто имел хоть какое-то представление о пассажирах, тоже покоился на дне моря.
В Портобелло власти отказались взять на себя ответственность за сироту, заявив, что его следует вернуть к его родственникам в Эстремадуру. Однако, когда "Морской Лев" наконец бросил якорь в заливе Кадиса, большая часть экипажа выступила против отправки "маленького Леончика Грязнолапого" в Трухильо, где он, вероятно, оказался бы в мрачном приюте.
– Из него выйдет хороший юнга, – заявили моряки. И действительно, он стал хорошим юнгой, позже – бесстрашным матросом, спустя годы – великолепным штурманом, а в конце концов, уже просто Львом, лучшим капитаном ветхого судна, которое всё ещё упорно пересекало "Море Тьмы", перевозя людей и товары из старой Европы в Новый Свет.
Однако в злосчастную ночь 11 октября 1689 года яростный и неожиданный юго-западный шторм помешал древней "караке" добраться до безопасного убежища Канарского архипелага, яростно бросив её на берега пустыни Сахары. Там она в конце концов разбилась о белоснежные пески пляжа, который, казалось, простирался бесконечно на север, юг и восток.
Капитан Леон Боканегра сразу понял, какая горькая судьба его ждёт, когда кочевые обитатели этих земель заметят корабль на их территории. Он приказал организовать оборону и подготовить уцелевшие шлюпки для эвакуации как можно большего числа пассажиров, как только стихнет буря.
На рассвете второго дня на вершине далёкой дюны появился первый бедуин. Глядя на высокую фигуру верблюда и уверенность, с которой его хозяин держал ружье на предплечье, моряк понял: это видение станет настоящим кошмаром.
Для Леона Боканегры, которому суша всегда была враждебна, этот палящий пустынный ландшафт казался самой жестокой и беспощадной землёй на свете.
На следующее утро всадников стало десять.
Неподвижные.
Они стояли так, словно были частью пейзажа – такими же безмолвными, как кустарники, что рассыпаны вокруг.
Они просто ждали.
Бедуины знали, что разбитое судно уже никуда не уплывёт, а всё, что оно перевозило, включая людей, рано или поздно окажется в их руках.
Это была старая, очень старая традиция их народа. Начиная с середины сентября, огромные парусники, гонимые пассатами с далёкой Европы к ещё более далёким Антильским островам, иногда становились жертвами юго-западных бурь, которые раз в три-четыре года обрушивались на этот регион. Их неизбежным конечным пунктом становились безлюдные пляжи, где племена ргибат и делими, главные представители «Конфедерации Текрия», господствовали с начала времён.
Вечные кочевники, дети песков и ветров, порой земледельцы, иногда охотники и рыбаки, они видели в кораблекрушениях лишь одну из важных частей своего наследия. Они всегда держали один глаз на небе в надежде на дождь, а другой – на море, ожидая нового судна.
