ОЛЬГА ПОКРОВСКАЯ
ЛЕСТОВКА НАСЛЕДНИКА
Повесть
«Новый мир» №12, 2024
Медное солнце в лохмотьях рыже-бурых облаков садилось над Волгой. Теплая волна перебирала береговые камешки. Река была пуста, ни барж, ни пароходов. Необозримая твердь спала, подземный гул остыл, под опрокинутой бездной, увитой по бирюзе золотою вязью, стояла дивная тишина, и лишь изредка вдалеке плескалась вода или на берегу потрескивал костер. Вокруг него по-хозяйски хлопотал светловолосый малый, который поддерживал огонь и время от времени разговаривал с собой.
– Ништо, Леонт, крепись, – бормотал он, отгоняя горький дым и вперяясь полубезумными глазами в бронзовый закатный нимб. – Взялся за гуж – не говори, что не дюж. С господней помощью справим дело, главное – не робей.
Уловив какой-то звук, он замер, но разобрал в камышах лишь журчание, слитое с птичьими руладами, и отогнал тревогу, несоразмерную шуму. Потом взял котелок, отправился к Волге и нагнулся над водой, но тут из куста, погруженного в ночную темноту, метнулась тень и цепкие руки повалили его на песок. Леонт вывернулся очень умело, словно того и ждал. Завязалась драка, и силы оказались неравными: Леонт, явивший не только силу, но и ловкость, без труда поборол неприятеля. Скоро тот, связанный по рукам и ногам веревкой, у него же и отобранной, извивался ужом у костра и щурил ненавидящие глаза, а Леонт отряхивал порты и поправлял ворот.
– Ты кто, дурачина? – спросил он беззлобно и, приняв, что недруга зовут Федором, продолжил: – Нашел, кого грабить. Я не богач, сам надеюсь на добрых людей.
– Отпусти, – выдавил Федор, дрыгая связанными ногами скорее для видимости, чем на удачу.
Леонт покачал головой, достал из-за пазухи сверток, развернул тряпицу и любовно прогладил скрытую в ней бумагу. Потом все завернул и положил обратно.
– Не взыщи, – проговорил он, застегивая рубаху. – Чего доброго, прикончишь по злобе. Утром отпущу, а сейчас лежи. У меня одно письмо, тебе без надобности, оно к твоему душегубскому делу никакого касательства.
Он все же набрал воды, пристроил котелок над костром, достал из котомки хлеб с луковицей и уселся ужинать, продолжая прерванный разговор с самим собой.
– Беглый, что ли, – рассуждал он, обращаясь то ли к Федору, то ли в пространство. – Коли и так, чего принимать грех на душу. С воровским интересом тебе на ярмарку, там толстосумы, полный сбор, а в чистом поле голь перекатная. – Он для верности скосил глаза на пленника и уточнил: – Ты к Макарию, верно говорю?
– Родня в Костромской губернии, – подтвердил Федор сдавленно. – Ухватил бы куш и к ним. Явишься с пустыми руками, не уважат, а с деньгами я их согну в бараний рог. – Он выгнулся и злобно захрипел. – Сноровистый… с виду-то увалень. Пусти Христа ради, я ж тебе ничего не сделал.
– Алчность ослепила, – вывел Леонт, снова обращаясь в пустоту. – И не угадал. С кем другим выйдет, а об меня обломаешь зубы-то. Меня бережет Богородица, крыла надо мной простирает. От нее у меня и сноровка, и хватка, так что нет на меня талана у вашего брата, разбойника.
Печальный пароходный гудок разнесся над Волгой, итожа его слова. Федор с натугой ощерился, но не ответил.
– А ты, дурачок, не смекнул, что меня отметила пречистая матушка, – заключил Леонт глубокомысленно.
Огоньки плясали в его остановившихся, прозрачных, как слеза, глазах, давая им странное плутоватое выражение. Он все говорил, и из его малосвязной речи выходило, что Казанская Богородица с чудотворной иконы, конфискованной правительственными чиновниками лет десять назад, удивительным образом вошла в его слух и подает ему голос, умоляя освободить ее от скверны и вырвать из рук еретиков.
Натужное лицо Федора, тронутое тусклым, на излете дальности, светом от костра, исказилось в ухмылке.
