Вместо введения
Хрустальная скрипка
День выдался не то чтобы дождливым: серая дымка набухала над городом, но так и не проливалась на межи штрихами осенней мороси. Ночь от ночи всё холодало, и чем дальше затягивалось молчание Центра, так и не дававшего Ройри назначения на новую работу, тем больше скрипач боялся оказаться вне шуршащего зубчатыми шестернями бессонного механизма городской жизни – без жилья, без еды и без инструмента.
Когда вызов на собеседование всё-таки пришел, на душе было паскудно: Ройри уже чувствовал, что скажет ему толстый лоснящийся клерк в своей тесной запыленной клетушке, затерянной где-то на верхнем этаже идущего вверх, насквозь через несколько слоёв городских улиц, здания Центра.
Ройри знал, что его никто не наймёт. После последнего скандала – никогда. Он очень сожалел о содеянном. Он очень хотел бы отмотать ленту жизни назад и не играть эту дурацкую. Эту глупую, глупую, глупую! Эту прекрасную – иную, непривычную уху, но математически идеальную – музыку.
Ройри не был виноват в том, что мало кто, кроме него, мог её сосчитать. Услышать гармонии в их парадоксальном, хитром, холодном и в то же время неудержимо-цветном звучании. Он слышал эту музыку, глядя на закрытые смогом звёзды. И так ему захотелось вчера, чтобы жующие органическое, истекающее соком мясо, посетители ресторана тоже её услышали.
Хотел ли он оскорбить их? Да, (наедине с собой Ройри мог себе в этом признаться) он хотел. Получилось ли у него? Великолепно получилось, но тут нужно иметь в виду, что уважаемые горожане приходят в дорогие места не для того, чтобы их оскорбляли. В рестораны приходят есть, в концертные залы – слушать музыку, и присутствие музыкантов в первом и буфетчиков во втором роде этих заведений не делает их идентичными.
Ройри не брали в концертные залы. Играть сольно его никто не нанял. Шанс найти работу после прошлого (совершенного аналогичного первому) скандала подвернулся случайно. Это было почти волшебство, и это был его последний шанс. Этим шансом, как и всей остальной своей жизнью, Ройри распорядился так, как умел.
Он остановился перед тяжелыми входными дверями Центра Кадрового администрирования города Девятая Гора. Поглядел наверх, задрав при этом голову. Небо всё же прохудилось, закапав дождём, и мелкие, вобравшие в себя за время полёта всю грязь смога капли оросили лицо Ройри. Они падали на до забавного длинный нос, на впалые щёки и на механические скулы, кожа над которыми была всегда перенасыщена ликрой, подчёркивая нелепость его внешности. Ройри был рад, что дождь падает на все лица с одинаковым безразличием.
Протиснувшись в холл, он надеялся на формализм и безразличие Центра к его судьбе. Безразличие могло бы сейчас его спасти.
Тучный клерк безразличен не был. Аудиенция Ройри, начавшаяся ровно в срок, закончилась быстро.
– Центр получил одну заявку на вас, господин Ройри, – сказал ему клерк, поигрывая до смехотворно редкими бровями на лоснящемся жиром лице, – но Центр отказал в назначении по ней. Ваш потенциальный наниматель хотел, чтобы вы играли лично ему дважды в неделю то, что накануне вы, по недоразумению, именовали музыкой. Центр не желает, чтобы то, что вы называете музыкой, звучало в Девятой Горе. Поэтому вам придётся ждать следующей заявки.
Ройри, ясное дело, возражал: он упирал на то, что музыка есть музыка, что не Центру решать, какой она должна быть, и приводил примеры. О, он мог приводить примеры из истории музыки несколько суток кряду, и сейчас он был убедителен, как никогда прежде. Он напоминал, что отказывать богачу в его причудах, в конце концов, банально невежливо. Он напоминал, что до следующей заявки он может не дожить – на самом носу зима, а назначение на проживание на исходе. В конце он просто просил дать ему шанс.
