— Вероятность, что Эдвард Салливан
(образец T) может быть биологическим отцом Адель Флеминг (образец
B) — 99,99999999997104%.
— Что? — только и смог сказать
Эдриан, вырывая бумагу из моих рук.
Всё вмиг встало на свои места. Кроме
сердца, которое ухнуло в пятки и не торопилось возвращаться
обратно.
Теперь мне стало понятно, почему
мама так противилась нашим отношениям с Эдрианом. Она не просто
встречала как-то Эдварда, она с ним встречалась. И если
бумажка не врёт и он мой отец, то... Эдриан мой сводный брат. И
мама поняла это сразу же.
И не сказала об этом...
Я бросила взгляд на человека,
которого полюбила и ужаснулась.
— О, господи!
Ужас поселился на моём лице, я
чувствовала, как оно горит. Губы, руки, тело в тех местах, где
касался его... БРАТ! Какой кошмар! В голове словно улей, мысли
метались, пытаясь найти адекватное объяснение, пытались убедить
меня, что это ошибка, что всё нормально, что я не наделала
глупостей.
Но взглянув на Салливана в ушах
начало шуметь, перед глазами всё поплыло и последним, что я
увидела, был сам Эдриан, подскакивающий ко мне, хватающий и зовущий
меня. Но будто сквозь толщу льда, я не могла ни услышать его, ни
схватиться за него. Я падала в глубокую чёрную пропасть.
Где-то в невесомости, где было
спокойно и хорошо, где не было никаких проблем и условностей, я
плыла сквозь время, наслаждаясь умиротворением, когда услышала
знакомый и родной голос Кэтти...
— Адель! — она звала меня где-то
издалека. Словно выходя из тумана, проявлялась её тонкая фигурка,
рыжая копна волос. Силуэт приближался, обретая чёткие контуры, всё
более отчётливо я слышала и голос подруги.
— Где я? Что происходит? — голова
была тяжёлой, но не болела. Я увидела над собой лицо лучшей
подруги. Я лежала на диване, напротив сидели Марк и Мэди. В кресле
у незажжённого камина — Роберт.
А где сам Эдриан?
Воспоминания начали накатывать на
меня, как волны во время прилива. Постепенно и неотвратимо. Когда я
осознала, что произошло, я снова онемела. Глаза наполнились
слезами, не в силах их сдержать. Комната снова поплыла, но сознание
осталось при мне.
Я поняла, что под головой что-то не
очень мягкое и, приподнявшись на локтях, поняла, что лежала у
Салливана на коленях. Отвращение капнуло ядом в сердце, и я
подорвалась из его рук, быстро вытирая мокрое лицо ладонями,
пытаясь привести себя в порядок.
А он молчал. Он сидел мрачный,
отстранённый, будто ледник. На лице не было никаких эмоций, лишь
губы сжатые в тонкую полоску и напряжённый взгляд, прорисовавший
складу меж бровей.
Как теперь...
Что же...?
Я не знала, что сказать. Что
подумать! Я смотрела на него и не могла разобрать своих
чувств. Сердце вопило о любви к нему, и в то же время обливалось
кровью от осознания... Боже, я даже не могу подумать это
слово. Какой кошмар!
Со стороны, наверное, казалось,
будто я его ненавижу, но это не ненависть, это... липкое, противное
ощущение на коже. Будто грязный бездомный попал на тебя слюной.
Мерзко, противно, фу! Но при этом не смотреть на его лицо я не
могла, я чувствую, что всё ещё люблю его. И от этого дышать
становится только тяжелее.
Мы никогда не сможет быть
вместе.
Ком в горле увеличивается в
размерах, преграждая путь воздуху, лёгкие сдавливает от
невозможности дышать, сказать и слова... Я закрываю лицо руками и в
слезах убегаю в ванную.
Горькие слёзы не прекращаются, они
всё текут и текут, с новой силой. Я уже не тихонько всхлипываю, я
уже полноценно реву, потому что эмоций через край. Умываюсь
несколько раз подряд, но это не помогает. Холодная вода не
остужает, не помогает прийти в себя.
«Это лишь вода, а не спасение.
Чего ты от неё хочешь?» — бурчит кто-то в моей голове.
