Вечер в особняке семейства Эттли, располагающийся на пятой авеню, в тесном соседстве с Центральным парком, обещал быть столь же удачным и утонченным, как и каждый другой вечер в дни приема, повторяющиеся с завидной регулярностью и частотой, у этой богатой и успешной нью-йоркской семьи. Хьюберт Эттли, глава семейства, впрочем, мало имеющий отношение к приемам своей жены Маргарет, отнюдь не был звездой торжества, предпочитая держаться в стороне, потирая свои густые усы на манер Теодора Рузвельта и непрестанно совещаясь в кабинете за закрытыми дверями о делах с другими крупными фабрикантами, приглашенными на вечер, со стаканом скотча в руках и толстой сигарой во рту. Его жена, Маргарет Эттли, напротив была далека от дел своего супруга. Это была легкая натура, уже немолодая, но пылающая свежестью лица и молодостью духа, так придающего блеск глазам, призванный отвлечь внимание от появляющихся морщин. У четы Эттли были сын и дочь. Сына звали Уильям, это был молодой кутила и франт, легкомысленный и веселый, настоящая душа компании. Его сестру звали Кристин, и присущая ей тяга к всяческим удовольствиям ничем не уступала таковой у Уильяма. На приемах, устроенных их родителями, всегда было много разношерстной публики, одетой по моде этого времени. Мужчины носили смокинги и костюмы-тройки, с неизменно яркими галстуками. Дамы наряжались в платья из мягких струящихся тканей, напоминающих своим видом античные одеяния, руки их были одеты в длинные гладкие перчатки, уши украшали большие серьги-подвески, на голове у них были шелковые повязки, широкополые шляпы, украшенные цветами и перьями, а иногда и вовсе не было ничего, кроме самих цветов. Но главной особенностью были приметные меховые горжетки и пышные боа, перекинутые через плечо, ведь это были 20-е годы ХХ века. «Ревущие двадцатые», как их называли, были временем расцвета американской империи, особенно для обеспеченной части ее населения. Вечера в доме Эттли удостаивали своим присутствием фабриканты, члены советов директоров, владельцы крупного бизнеса, банкиры, управляющие, приближенные к своим хозяевам, директора галерей и театров, некоторые видные политики и, конечно же, их жены, дети, друзья и любовницы. Кого там не было, так это бедных. Однако, всегда бывали исключения.
– Патрисия, сюда! – Кристин Эттли помахала рукой своей подруге Патрисии, дочери одного из ключевых инвесторов сталелитейной компании.
Патрисия, живо заулыбавшись, энергично помахала рукой своей подруге и двинулась к ней через зал. За ней шла невзрачно одетая девочка, в весьма простом, но подобранном со вкусом наряде. Девочку эту Кристин видела впервые, но по всему было видно, что это была подруга Патрисии.
– Салют, дорогая! – подруги обнялись. – Позволь представить тебе мою новую знакомую по танцам Луизу.
– Очень приятно, – Кристин и Луиза приобнялись и коснулись щеками. – Как вам наш прием? Не правда ли скука?
– Что вы, – ответила ей Луиза. – Мне еще не приходилось бывать на столь пышных балах.
– Ах, что вы, – засмеялась Кристин. – Назвать еженедельный вечер моей mama балом – очень любезно с вашей стороны. Это всего лишь непринужденная дружеская встреча с танцами.
– Кстати, именно на них мы и познакомились с Луизой! – встряла Патрисия, не любящая отпускать внимание от своей персоны.
– Как интересно, и где же? – осведомилась Кристин.
– Мы обе ходим на уроки фокстрота.
– Ах, фокстрот! Его я разучила уже давно! Сейчас пора бы уже переходить на чарльстон!
– Ох, Кристин. Мы не так часто бываем на танцах, чтобы учить и то, и другое. Ты в этом деле преуспела куда больше, – Патрисия имела привычку иногда польстить подруге, ведь именно она была ее билетом на подобные мероприятия.
