Никто не знает, когда началась эта история, её рассказывали жители маленькой деревушки друг другу, и с каждыми новыми устами обретала она свои грани и детали. Круглолицый трактирщик смахнул с прилавка остатки крошек, причудливо поправил объёмную рыжую бороду, смешливо озираясь на гостей, которые ждали от него вечернюю легенду о таинстве лунного портала. Смазливая Юри, дочь рыжебородого, плавно скользила между лавками, собирая у зрителей медяки за предстоящее выступление. Девушка с детства любила слушать байки отца, он поднимался в её комнату поздно, когда луна всходила над ветхими крышами домов, и подолгу убаюкивал бархатным баритоном беспокойную малышку, которая крутилась и не могла уснуть без сказок Густава.
Кто ж ведает, придумывал ли эти истории сказочник или действительно стал свидетелем явления мира магии? Но что-то было в трактирщике неведомо притягательное, что влекло к нему путешественников и разносилось славой по округе. Мужчина хитро повёл глазами по головам зрителей в ожидании тишины, поправил стальную бляху на широком кожаном ремне. На его пухлых пальцах сверкнули серебряные перстни. Сказывали, будто каждый из них ‒ награда от знатных господ в благодарность за выступления. Густав гордился своими артефактами. На среднем пальце правой руки красовалась морда волка, на мизинце ‒ устроился увесистый агат, на указательном левой руки ‒ плоская полоска серебра с загадочными рунами. Юри любила с малых лет наблюдать, как все эти папины побрякушки сияли, когда он, увлечённый рассказом, размахивал руками. Каждый вечер новая история, и ведь не повторялся никогда рыжий плут.
Поскрипывали лавки, стучали по столам объёмные кружки. Юри знала, что медяки за выступление отец отдаст ей. Прибыль, которая привлекала Густава на самом деле ‒ это плата за еду и напитки, что лились рекой на представлениях. Верили ему или не верили, но каждый раз возвращались подивиться и приводили своих друзей. Маленький трактир уже не вмещал всех желающих поужинать с представлением.
– Густав, не томи, рассказывай! ― выкрикнул долговязый парень, одобряющие возгласы поддержали его.
Мужчина сел на деревянный приступок у прилавка, мельком посмотрел в окно, поднялась ли луна достаточно высоко, загадочно кивнул небесному светилу. Сияние озарило лицо мужчины, придав глазам глянец. В эти мгновения сказочник преображался, голос его становился вкрадчивым, а рыжая копна волос полыхала, будто языки костра.
Если обойти весь шар земной и дотронуться рукой до горизонта, у мироздания не будет сомнений, что путник этот слушал сказки Густава. Лишь только он касался словом души посетителя, магия начиналась. От того, какая история освобождалась из недр сознания трактирщика, природа за окном меняла свои настроения. Россыпь влаги взвесью закружилась в ночном воздухе, укутывая трактир в пушистое одеяло тумана. Сказка начиналась.
– Плакали ивы, слёзы роняли на прозрачную от юности траву. Предрассветные росы искрились в лучах восходящего солнца, ― протяжно начал сказочник свою новую легенду.
Посетители замерли, очарованные лирикой. Юри знала, что стоит отцу разгуляться в фантазии и от нахлынувших волнений у гостей проснётся аппетит. Густав виртуозно управлял жаждой хлеба и зрелищ. На вертеле кружилась тушка кабана, румяные её бока в искрах тлеющих углей поблёскивали скворчащим жиром. Когда папа решил установить вертел в общем зале, многие посмеивались над ним, что запах пищи отпугнёт завсегдатаев, но и в этом прозорливый трактирщик оказался прав. Душистые приправы манили предвкушением трапезы. Кулинар не раскрывал своих секретов, но когда луга покрывались молодыми соцветиями, отец уходил на склоны горных вершин, где втайне от любопытных взглядов выбирал нужные ему для заготовок растения. Юри просила родителя взять её хоть раз с собой, чтобы перенять секреты мастерства, но Густав настаивал, что девочке ещё рано. Позже, когда малышка повзрослела, а слава трактира разнеслась по всей округе, их совместный сбор специй стал невозможным по причине того, что отца необходимо было замещать в период его путешествий. И вроде бы пора уже было нанять на кухню помощников, только не хотел хозяин пускать чужих в свою жизнь.