Это была самая ненавистная из всех работ. Чес-слово, лучше мешки
разгружать. Но только не противная Морковка. Она бесила меня. Не
знаю чем. Всем своим видом. В детстве она, кажется, была влюблена в
меня. Все время вертелась под ногами, раздражала, мешала. Потом я
встретил ее в образе неотразимой Леа – девица работала вместе с
Василиной в агентстве. И бесила еще сильнее. Между нами сразу
вспыхнула ненависть. Лизка не упускала случая навредить Скорос. А
еще – уколоть меня, когда на наших глазах за Василиной приезжал
Артур. Она знала, как надавить на самое больное. И постоянно
давила. Ее бесило, что она такая красавица – а мне похрен. Нет, не
то чтобы мне было совсем параллельно. Пару раз я с удовольствием
отымел бы эту изысканную сучку в дорогих шмотках. Ну, по крайней
мере, до момента, когда по уши втрескался в Василину. Да, возможно,
я был бы не прочь пошалить с Лизкой. Если б нее ее папаша. Слишком
хорошо я был знаком с этой семьей. Брейкер – не бандит с большой
дороги. А серьезный такой урка. Видавший виды, сидевший не раз. Вор
в законе, хорошо так поднявшийся в девяностые. Насколько мне было
известно, он отправил в больничку не одного Лизкиного ухажера. И
этот чертов бзик – чтобы дочь невинной оставалась. Не знаю, до
какого момента он собирался ее блюсти и мешать девице жить
нормальной половой жизнью, делая ее лишь стервозней, опасней и
неадекватней.
В те времена, когда мы сталкивались в агентстве Натальи, Леа
было около семнадцати, девчонка совсем. Но уже вполне себе
созревшая для радостей секса. Неважно. Папа думал иначе. Наверное,
поэтому она такой сукой была. Недотраханной.
Как-то раз мы оказались вместе в одной компании в ночном клубе.
Я был с Василиной, точнее, затесался наглым образом в компанию
моделей, потому что Скорос там была. Ну а Брейкер – побочный
эффект, от нее было не избавиться. Липучая злобная муха. Я сказал
что-то вроде этого прямо в лицо Морковке, на ее очередную
язвительную шутку. А она швырнула в меня бокал с вином. Осколок
порезал мне подбородок, остался едва заметный шрам на память. Вот
только не хотел я помнить о Брейкер. Хотел задушить стерву прямо
там. Василина удержала… Зато потом очень заботливо держала
полотенце, останавливая кровь, пока на такси в травмпункт ехали. За
это, черт, в тот момент я был даже благодарен Брейкер…
Вот такие невеселые воспоминания связаны с Лизкой. Хорошего – ни
одного. А теперь я должен следовать за ней двадцать четыре часа в
сутки. По пятам. Слушать ее невыносимо приторный голос – почему-то
со мной она разговаривает именно таким. Сверхслащавым. Наверняка
желая унизить. Только мне похер. Надо продержаться пару месяцев.
Потом получу свои бабки от Седого и начну свой бизнес заново. Но
жрать помои или клянчить в долг все это время – нет ни малейшего
желания. Тем более нет желания находиться в данный момент в родном
городе. Где Скорос выходит замуж за своего принца. Счастливая,
сияющая. Моя несбывшаяся мечта, которая прожгла рану в сердце.
Единственная девушка на земле, которая смогла тронуть за душу. Без
Скорос все теряло смысл. Мне и смешно было, что так по глупости
влюбился... и противно. Ненавижу проигрывать. С Артуром мы крепко
сцепились, после такого дружбе хана, не реанимировать ничем. Но вот
с Василиной я поступил благородно. Первый раз в жизни… И отныне
никогда не собирался поступать благородно с женщиной.
Своей чистотой, невинностью, верой в лучшее… своей трепетностью
и ранимостью Василина показала мне мечту. До нее у меня не было
привычки романтизировать женский пол. Я относился к женщинам как к
развлечению. В лучшем случае. В худшем – как к подстилке. Но Скорос
была не такой. Она показала мне, что такое любовь. Как же я
завидовал Бурмистрову. Яростно, самой черной, ядовито жгучей
завистью.
