Ольга
«Ты свободна».
Всего два слова, выведенных ровным размашистым почерком на белом
листе, а столько горького разочарования и обиды.
Несколько пришибленно обвожу взглядом свою гостиную и снова
опускаю глаза на лист бумаги. Если бы не прямое доказательство у
меня в руках и три чемодана, выстроенных в ряд у стены, я бы
решила, что всё произошедшее со мной накануне — сон.
В груди тоскливо щемит от накатывающих волн острого чувства
одиночества. Тишина пустой квартиры давит. Стараюсь не думать о
значении слов в этом чертовом письме.
Разве не этого я хотела?
Но навязчивые мысли о том, что от меня отделались, как от
надоевшей игрушки не дают покоя. Макар даже не позвонил, чтобы
попрощаться хотя бы по телефону. Настолько занят, что не нашел
полминуты драгоценного времени? Тяжелее всего было выносить плохо
скрываемую жалость во взгляде Руслана на протяжении всего времени,
пока он вез меня домой.
— Как дети малые, ей-богу, — только и буркнул себе под нос
мужчина, выгружая из багажника чемоданы.
А уж о врученной мне банковской карте и говорить не стоит. Я
тогда не сдержалась, конечно, и в красках расписала, что они на
пару с Макаром могут сделать со своими деньгами и куда запихнуть
карту вместо банкомата.
Поднимаюсь с дивана, попутно скидывая с ног туфли, и плетусь в
спальню. Распахнув створки шкафа, снимаю с себя платье и вешаю его
на плечики. Как есть — в кружевном боди и чулках — иду в ванную
комнату и кручу краны, настраивая нужную температуру воды.
Цепляюсь взглядом за свое отражение в зеркале над раковиной.
Самой себе кажусь жалкой и несчастной неудачницей, даже смотреть
тошно.
Раздеваюсь и погружаюсь в горячую воду, смывая усталость и
события сегодняшнего дня. Миллион мыслей роится в воспаленном
сознании в попытках отыскать объяснения тем или иным поступкам
Макара. Неужели он действительно думал, что я приму деньги? Зачем
этим поступком обижать меня еще больше? Выводы, посещающие мое
бренное сознание, были отнюдь не утешительными. Неужели все чувства
были лишь иллюзией? Или его действия вызваны ничем иным, как
обидой? Задетой гордостью?
Вот эта неопределенность заставляет чувствовать себя до боли
глупой и беспомощной. Горячая вода смывает накопившуюся усталость,
а ненавязчивый запах геля для душа с корицей и примесью пряных трав
навеивает чувство умиротворения, ассоциируясь с прежней, спокойной
и размеренной жизнью.
Спотыкаюсь об один из чемоданов в поглощенной во мрак гостиной
и, прихрамывая, добираюсь до спальни. Я настолько опустошена, что
мысль о необходимости сменить постельное белье приходит лишь, когда
я с блаженным вздохом плюхаюсь на кровать. Глаза слипаются, и я
скрепя сердцем договариваюсь со своей совестью, что одну ночку
сойдет и так.
Мое утро начинается не с кофе и не от сладкого пробуждения, а от
того, что кто-то очень настойчиво звонит в дверь. Я даже не сразу
понимаю, что это за раздражающий звук, пока до меня не доходит, где
нахожусь. Накидываю халат и плетусь к входной двери, всё гадая,
почему у меня болит палец на ноге. Распахиваю входную дверь и вижу
огромную охапку нежно-розовых роз. Только потом замечаю зеленую
кепку и насупленные темные брови.
— Фу-ух, — выдыхает громко парнишка лет восемнадцати, опустив,
наконец, букет чуть ниже. — Я уж думал, обратно вниз всё тащить
придется.
— Это мне? — задаю самый остроумный вопрос, на который только
способна спросонья.
— Очень на это надеюсь, — улыбается белозубо Михаил, судя по
написанному имени на бейдже. — Подержите, пожалуйста. — И с явным
облегчением на лице пихает мне в руки огромный тяжелый букет.
Пока парнишка копошится в перекинутой через плечо сумке,
украдкой зарываюсь носом в цветы.
