Маша возвращалась домой на электричке. В этот раз ей почему-то
совсем не захотелось оставаться у Ангелины на даче, несмотря
на то, что впереди было воскресенье, которое довольно скучно
проводить в пыльном летнем городе, Дорогой она собиралась развлечь
себя аудиоверсией свежего романа, купленной накануне, заодно
и отгородиться от шума входящего и выходящего в вагон народа, но
получалось не очень. Головная боль, с которой Маша проснулась рано
утром, ужасно злясь, что не удается отоспаться в выходной, к
вечеру свою остроту потеряла, но осталась противная, какая-то
дребезжащая в правом виске ломота. Вроде, вполне терпимо, но от
того, что постоянно приходилось терпеть это неприятное ощущение,
настроение испортилось, всё вокруг раздражало и виделось в мрачных
тонах.
Эта нетрезвая пара зашла в вагон вскоре после Софрино, где-то в
районе Зеленоградской: молодой мужчина с пивным животом, рано
обрюзглым лицом и лысоватой макушкой, и его спутница – выдающийся
бюст, бедра в оплывах целлюлита и слишком короткое платье, без
учета состояния ног, которыми было уже поздно хвастаться. Про себя
Маша назвала ее Пышкой, а ее спутника – Пивасиком. Было у нее такое
развлечение транспортное: давать прозвища наиболее колоритным
попутчикам.
Они вошли в вагон, уже ругаясь, и с размаху плюхнулись на
сиденье рядом с Машей, хотя лавочка напротив была полностью
свободна. Маша расстроилась: с детства ей тяжело давалась излишняя
близость к себе посторонних людей, а тут еще от них разило потом и
давнишним тлеющим скандалом. Женщина, отчитывая своего спутника,
так размахивала руками, что то и дело толкала Машу. Мужик бубнил
что-то матерное в ответ на упреки спутницы, пытался отвернуться к
окну, но тут же снова поворачивался назад, чтобы ответить подруге
на ее обвинения.
Потерпев некоторое количество времени, чтобы не привлекать к
себе внимания, Маша решила пересесть. Ее демарш не остался
незамеченным: оба, и Пышка, и ее Пивасик, неодобрительно посмотрели
на Машу, но были слишком поглощены своей ссорой. Далеко она не
пошла: в момент, когда она поднялась, вагон дернулся и Маша, не
удержавшись на ногах, плюхнулась на сиденье напротив.
Наушники не спасали: Пышка и Пивасик то и дело брали столь
высокие ноты, что забивали звук текста. Маша смирилась с тем, что
романом ей этот раз не насладиться, и переключилась на музыку
в смартфоне. Но Пышка своим визгом перекрывала даже известного
силой своего голоса Фредди Меркьюри с его «We are the
champions». Маша осмотрелась: немногочисленные по причине
позднего времени пассажиры старательно отводили глаза от ссорящейся
парочки. Маша прикрыла глаза, чтобы избавить себя хотя бы от
эстетического раздражения.
Напротив Маши, через ряд сидений сидел молодой мужчина с очень
интересной внешностью. Маша принялась рассматривать его через щели
полуприкрытых век. Классические черты лица, делающие его похожим на
греческую статую, входили в некоторый диссонанс с налысо бритой
головой. «Интересно, зачем он бреет голову? Наверное, прячет раннюю
лысину. Кого только не встретишь в подмосковной электричке, даже
лысого типа-древнего грека! Похож на молодого Аполлона, только
лысина сбивает с толку: та же высокая переносица, выразительные
глаза и волевой подбородок». Она мысленно попыталась пририсовать
незнакомцу кудри. Получалось плохо – отвлекал по-прежнему ломящий
висок.
Крупные выразительные глаза незнакомца то и дело заинтересовано
останавливались на Маше, смущая ее и тем самым добавляя ей
дополнительного раздражения к уже имеющемуся. «Надо было уезжать на
маршрутке», - с бессильной злостью подумала Маша. Но маршрутку надо
было дожидаться, а электричка отходила уже через 5 минут. Ну, и
плюс гарантированное отсутствие пробок на железной дороге – выбор
транспорта для дороги домой был предрешен. Кто же мог предположить,
что будет так дискомфортно!
