Сегодня последний день. Если я не справлюсь, мне крышка. Почти
все, кого я знала, были уже свободны от этого креста. Нас осталось
всего пятеро. Тех, кому придётся сегодня снова идти на поклон к
Инквизитору. Финальный раунд. Нужно продержаться всего пару часов,
и он больше не сможет надо мной издеваться. Но при мысли о том,
чтобы вновь остаться с ним наедине в тесном душном помещении, у
меня начинали дрожать руки. Почему Инквизитор предпочитает именно
такой способ пытки, не знал никто. Бывшие до нас говорили, что это
его забавляет – находиться с жертвой один на один, чтобы никто и
ничто не мешало.
Я взглянула на часы. До роковой встречи оставалось три четверти
часа. Накапала в стакан успокоительного, будто оно могло помочь
унять панику. Решила, что оттягивать неизбежное бессмысленно и
лучше всего будет быстрее двинуться ему навстречу. Собрала нужные
бумаги, сунула в сумку зачитанный до дыр и бесконечно ненавидимый
учебник по латинскому и поехала в универ.
Заочники. Толпа наивных первокурсников, беззаботно рассуждающих
о зачёте, который вот-вот начнётся. Размечтались. Он сейчас выпьет
из вас всю кровь, а что не допил – выжмет и припрячет на ужин. Но
зачёт – это цветочки по сравнению с экзаменом на четвёртом курсе.
Сколько мы ни пытались узнать в деканате, почему нам разбивают
изучение латинского языка перерывом в целых три года, нам никто не
дал внятного ответа. Что-то блеяли про вводный и более углублённый
курс. Но лично я считала, что Инквизитор сам выбрал такую разбивку,
чтобы к четвёртому курсу язык Цицерона выветрился из памяти
студентов, и у него было больше поводов для издевательств.
Инквизитор. Барыкин Ярослав Иванович. Лучший знаток латинского
языка в нашем городе. Как же мне повезло, что он преподавал именно
на филфаке! Лучше бы к медикам ушёл, честное слово. Но нет,
крупнейший вуз города просто обязан был иметь в своих рядах эту
сволочь. Высмеивание за малейшую ошибку как письменно, так и устно,
коверкание имён и фамилий, совершенно фантастические требования к
объёму заучиваемого материала. Хорошо, хоть палкой не лупил. Мне
кажется, после его курса, разбуди любого посреди ночи – он сможет
вести непринуждённую беседу на латинском хоть с Сенекой, хоть с
Марком Аврелием.
Наша пятёрка не сдавших ютилась на широком подоконнике у
лестницы, ожидая, когда Барыкин закончит с заочниками. Но когда он
вышел из кабинета, окинул нас многообещающим взглядом и сказал
пройти в соседнюю аудиторию и ждать там, я поняла, что парой часов
дело не обойдётся.
Мы почти не говорили друг с другом. Всё было сказано до этого.
Четыре неудачные пересдачи выжали из нас все возможные эпитеты,
которых был достоин Инквизитор. По любому другому предмету после
двух заваленных попыток нас бы уже ждала комиссия, но деканат
позволял сделать чуть больше попыток, когда дело касалось
латинского. Ходили легенды, что несколько лет назад один студент до
четвёртого курса ходил на пересдачи зачёта первого года обучения.
Его отчислили только после пятого провала на экзамене. Это было
решение самого Барыкина. “Если вы настолько бестолковы, что не
можете сдать экзамен с пятого раза, диплом в вашей жизни ничего не
изменит”. Мы знали эту фразу наизусть на обоих языках.
Я села за последнюю парту и уткнулась в учебник. Я знала его
наизусть, но почему-то это не спасло меня на экзамене. Под стальным
взглядом Барыкина я начинала беспомощно блеять, путая окончания
существительных и перевирая крылатые выражения. Полистала затёртые
страницы и поняла, что могу с лёгкостью назвать номер страницы с
тем или иным текстом. Отодвинула учебник и лекции на край стола и
стала водить пальцем по исписанной поверхности парты. Обрывки
ругательств, невнятные закорючки, неожиданно чей-то портрет в
миниатюре и, конечно же, “Morituri te salutant”. Куда же без этого
в аудитории латинского. Ещё пара давно заученных фраз. А вот
третья, выцарапанная на столешнице мелко, но судя по глубине
царапин, очень старательно. “Messias Obscura, animam meam tibi
commendo et rogo te ut me a mundo mortali auferat.” Что за бред?
Что ещё за Темный мессия? Перечитала фразу ещё раз и фыркнула. Да
уж, с таким преподом немудрено возжелать, чтобы тебя забрали
подальше отсюда. Я сама уже была готова продать душу ради спасения.
Хотя в это время, наконец, начало действовать успокоительное и мне
стало немного спокойней. А потом потянуло в сон. Я вздохнула. Нужно
быть полной тупицей, чтобы после бессонной ночи зубрёжки накапать
двойную порцию весьма сильного успокоительного. Ладно, экзамен я
вряд ли просплю. Впереди ещё не меньше часа, а если идти сдаваться
последней, то и все три часа можно выгадать. Я окликнула сидящего
впереди парня из параллельной группы и попросила толкнуть меня,
когда Барыкин начнёт нас принимать. Потом опустила голову на руки и
закрыла глаза.
