Часть первая
Ники: «Лубить американца?»
Где тот, который дан от Бога?
Один-единственный, навек…
Глупость, глупость, чушь собачья! Прошлый век. Замшелый тезис. Сейчас проще: трахнуться, как высморкаться. И – в разные стороны. Разбежались – и никаких эмоций. Никаких воспоминаний. Цинично, но верно. Сбой в небесной механике. Может, когда-то браки и заключались на небесах. Теперь – в преисподней.
И все же: где ты, где? Один-единственный, навек…
Такого нет. В наш век – не сыщешь. Но очень хочется найти…
Машины неслись как угорелые. Все мимо, мимо. Ни одна не тормознула, не замедлила даже ход. Словно не замечала его отчаянно вытянутой руки. «Сволочи, – ругнулся про себя окоченевший Дидков. – Хоть бы из жалости. Из любопытства, в конце концов: сколько этот тип заплатит. Деньги им перед Новым годом не нужны, что ли?»
Значит, свои дела нужнее: предпраздничная суета, покупки, подарки. Закончить дела сейчас, оставить все проблемы в старом году, чтобы не тащить в новый.
Все объяснимо, все понятно. Но и его, Дидкова, понять нужно. Прямой эфир ждать не станет. А до Останкино – ого-го сколько. Плюс предновогодние пробки.
«Погиб», – мрачно подумал служитель эфира, опуская затекшую руку.
И вдруг, пронзительно взвизгнув тормозами, перед ним осадил ярко-оранжевый «Жигуль». Дидков обрадованно распахнул дверку и остолбенел: ну и водитель! За баранкой сидел… ну если не ребенок, то уж явно несовершеннолетний юнец. Птенец, едва ставший на крыло, желторотый слёток.
– Права-то у тебя есть? – недоверчиво поинтересовался Дидков, стоя перед распахну – той дверцей. – Не угробишь?
– Садись – узнаешь. Куда едем?
– В Останкино, – после минутного колебания он все же втиснулся в теплый салон «Жигулей». – Сколько с меня?
– До Останкино – пять баксов, – не дрогнув, потребовал желторотик. – Деньги вперед! – И отъехал от парапета.
– Пять баксов?! – ужаснулся пассажир. – Охренел, что ли? За такие бабки я пешком дотопаю.
– Ну и шагай! – Водитель ударил по тормозам и снова подъехал к парапету.
– Э-э-э-эй! – запротестовал пассажир, выкладывая деньги на торпеду. – Вот. За безопасность полета.
«Жигуль» рванул с места.
– Дорога-то скользкая, – осторожно напомнил Дидков.
– Не боись. Я за рулем с пеленок! «Пеленки-то просохли?» – хотел съязвить Дидков, но решил не раздражать водителя: и так слишком ершистый. «Угробит, как пить дать, желторотик несчастный, – обреченно решил Дидков, глядя, как проносятся мимо фонарные столбы. – Этот молодой да ранний купил себе права и теперь бомбит на дорогах».
«Жигуль» лихо вывернул на трассу.
– За скорость доплатишь? – поинтересовался молодой бомбист и впервые улыбнулся пассажиру.
– Что?! Я же сказал: за безопасность. И уже заплатил.
– Как скажешь! – легко согласился молодой да ранний и сбросил газ.
– Ладно, ладно, – отступил мужчина, выкладывая на торпеду еще один доллар. – Меня уже босс обыскался: вон как пейджер надрывается, докрасна раскалился. Веди быстро, но без фанатизма, о'кей?
Оранжевая коробочка искусно лавировала в плотном потоке центральной трассы, легко объезжая неуклюжие автобусы, наглые «Газели», представительные иномарки.
Отстукав на пейджере ответное сообщение, Дидков стал искоса разглядывать водителя.
Кожаная куртка, потертые джинсы – все как у заправских шоферов. А стрижка «ежиком» – как у чумазого панка. Впрочем, светлые волосы не выглядят грязными. И руки чистые и нежные для такой профессии. Румянец на щеках совсем как у девушки. От мороза, наверное.
А может, это не парень, а девка? По голосу не разберешь, в таком возрасте голос у них ломается. Но улыбка – почти очаровательна, с явно девичьим кокетством. Правда, кокетство было не с ним, а с долларом: «Доплатите?»
