Особняк Скайлеров
Олбани, штат Нью-Йорк
Апрель 1781 года
Забудьте о Париже. Французы могут оставить себе свои круассаны и Елисейские поля. Кому есть дело до Лондона? Рима? Афин? Насколько она знала, последние – всего лишь кучка руин. И что такого в Уильямсбурге, Вирджиния? В Чарльстоне, что в Южной Каролине? В Нью-Йорке? По ее мнению, они с легкостью могли бы просто исчезнуть с карты.
В целом мире, по мнению Элизабет Скайлер Гамильтон, не было более прекрасного места, чем Олбани весной. Конечно, «Угодья» были дороги ее сердцу как отчий дом, в котором прошло ее детство, и, более того, как место, где она стала женой Александра Гамильтона прошедшей весной. Время ничуть не остудило их страсти, и сейчас она любила мужа сильнее, чем когда-либо. Возможно, именно любовь к супругу была причиной того, что Элиза смотрела на мир вокруг сквозь розовые очки.
Но с ними или без них, невозможно было не согласиться, что немного на свете мест, способных затмить сияние ее родного города в середине весны. Солнце мягко пригревало с высоты, и было очень тепло. Голые ветви деревьев быстро одевались нежной зеленой листвой, а резкий, въедливый запах дыма из труб уступал место легким ароматам гиацинтов и крокусов, сирени и сумаха. Ласточки сновали туда-сюда, ловя мух и комаров, новорожденные телята, жеребята и поросята резвились на полях и лугах. Могучая река Гудзон была укрыта туманом по утрам и усеяна лодками рыбаков к полудню. В их сетях блестела спинками сельдь, чей нежный, пикантный вкус идеально сочетался с салатом из молодых листьев горчицы.
Но самой главной радостью было изобилие черники и клубники. По всему поместью сотни и сотни кустиков сгибались под тяжестью тысяч и тысяч алых, бордовых и пурпурных ягод. Всю неделю с самого утра Элиза с сестрами, Анжеликой, Пегги и пятилетней Корнелией – иногда в компании самого младшего из братьев, восьмилетнего Ренсселера, которого любя звали Ренн, – меняли свои роскошные шелковые платья с турнюрами на простые, прочные муслиновые юбки, подтыкая их повыше, так, что открывался весьма провокационный вид на лодыжки и икры, и присоединялись к служанкам в полях, где наполняли корзину за корзиной спелыми, сочными ягодами. (Конечно, кроме Ренна. Ренн не носил ничего, похожего на юбку, с самого своего крещения.)
И каждый день на исходе утра их губы были выпачканы не меньше, чем пальцы (ведь, как заметила Элиза, не бывает сбора без снятия пробы), а затем старшие сестры спешили на кухню, чтобы взяться за дело. Часть ягод замораживали на леднике, другую запекали в пирогах, но больше всего ягоды варили в густом сахарном сиропе, превращая в варенье, терпкая сладость которого не раз украсит и оживит стол зимой, если намазать его на кусок свежего хлеба, подать с оладьями или подливой к индейке или баранине. Также ягоды мариновали, готовя великолепную закуску, слегка солоноватую в начале, но затем взрывающуюся во рту летней сладостью.
