Рим, апрель 1959 г.
Дождь настиг Поль у дверей дома, где француз снял квартиру.
Она бежала всю дорогу, боясь даже оборачиваться, и страшно
взмокла под палящим солнцем. Конечно, она не заметила, как быстро
тучи заволокли еще несколько мгновений назад безупречно-ясные
небеса, но восприняла эту перемену, как подарок судьбы. Нет, она
вовсе не планировала прятать в струях воды свои слезы - глаза
девушки были совершенно сухими, словно в них набился алжирский
песок. Но определенно ей нужно было остудить тело и мысли.
Она позволила себе остановиться, задрать голову и подставить
лицо освежающим каплям. Вода все равно будет для нее чудом, даже
спустя столько лет вдалеке от пустыни. Сейчас она нуждалась в этом
чуде, как никогда.
Город сказочно преобразился, умытый щедрым подарком природы –
теперь старинная брусчатка блестела от влаги, как жидкая ртуть, а
запыленная зелень небольшого садика между деревьями приобрела
глубокий темно-зеленый цвет. Шумные горожане и туристы быстро
попрятались в ближайших кафе и магазинчиках, и Поль осталась на
улице одна. Словно она была одна во всем Риме. Одна со своими
терзаниями и бешено стучащим сердцем.
Некоторое время Поль еще провела на улице, прежде чем
столкнулась с перспективой и вовсе остаться под дождем насовсем.
Она не запомнила номера квартиры и не знала, как известить Паскаля
о своем появлении. Примерно представив в уме расположение квартир
последнего этажа, она стала звонить в самые подходящие номера. И с
третьей попытки ее ждал успех. Она готова была прыгать от радости,
когда из кряхтящего динамика раздался обеспокоенный голос
француза.
- Это я! – крикнула она и сразу же за щелчком открывшейся двери,
бросилась вверх по лестнице, оставляя за собой мокрые следы на
узорчатой плитке.
Паскаль встретил ее в домашнем халате и с остатками пены для
бритья на лице, наконец-то простившись с густой бородой. Он
недоверчиво осмотрел гостью с ног до головы. Конечно, он волновался
и злился, но старался не демонстрировать этого сразу. Он в принципе
был довольно беззлобным существом. Даже после войны. Даже с руками
по локоть в крови.
- Есть ли смысл спрашивать куда ты пропала? – мягко спросил он,
пропуская девушку в квартиру, - или сразу предложить тебе еду?
Поль готова была расцеловать старого друга за такую заботу и
понимание, но ограничилась крепкими объятиями. Француз на мгновение
задержал девушку в своих руках, украдкой вдохнув запах ее намокших
волос и отстранился с заинтересованным видом.
- Ты больше не шарахаешься от прикосновений, - констатировал он,
- и пахнешь мужским одеколоном.
- Тебе показалось, - бросила Поль, стремясь побыстрее
ускользнуть от неудобной темы. Она на ходу сбросила обувь и
небрежно швырнула на вешалку пальто и сразу направилась в ванную.
Захлопнув дверь прямо перед носом у друга, девушка выкрутила оба
крана и остановилась перед зеркалом.
Она задумчиво скомкала в пальцах прядь волос и поднесла ее к
лицу. Сквозь запах дождя пробивался еле слышный аромат парфюма.
Путешествие через струи воды сделало его смазанным, но горький
кофейно-табачный шлейф угадывался без труда. Его запах. Запах, в
объятиях которого она провела ночь и все утро, который стал уже
совсем привычным и неминуемо ассоциировался со своим хозяином.
Запах, который, вероятно будет одной из последних вещей, которые
она запомнит в своей жизни, прежде чем вышибить мозги его
обладателю и себе заодно. Запах кофе, выпитого на террасе с видом
на ледяной океан, поющий песнь о слиянии Старого и Нового
света.
На глаза Поль попались маникюрные ножницы и, долго не
раздумывая, она схватила их и отрезала большую часть волос, которые
сжимала в руках. Несколькими уверенными движениями она отправила в
раковину остававшиеся длинными пряди, кое-как выровняла край
прически на уровне середины шеи и только тогда решилась поднять
глаза на свое отражение.