ПЕТРОВИЧ (быль)
Говорят, что у куриц нет мозгов, что они глупые. Но это неправда. Я хочу поведать вам одну историю.
Это случилось летом. Соседка Люба с внучкой Милашей приехали в деревню из Омска. У них здесь родительский дом. И вот как-то однажды Милаша принесла домой хорошенького цыплёнка. Бабушка, конечно, удивилась. Спрашивает внучку:
– Где ты его взяла?
– На улице, – отвечает Милаша. – Он бегал у нашего забора, пищал, а потом подбежал ко мне. Я пошла к калитке, а он – за мной. Вот я его и взяла.
Пошли Люба с цыплёнком и Милашей по соседям.
– Ваш?
– Нет, – отвечают соседи.
И никто не признал его своим.
Пустили они цыплёнка на травку. Подумали, может, он сам пойдёт искать свою маму-курицу. Цыплёнок куда-то убежал, но вечером вернулся. Сел у веранды и ждет. Что делать? Бабушка Люба с Милой соорудили в уголке веранды гнёздышко. С той поры цыплёнок и стал жить у них. Утром уйдёт, бродит по двору и в огороде, а вечером возвращается в свой уголок.
Прошло недели две. Цыплёнок подрос, крылышки появились. Милаша играла с ним, носила на руках. Он сидел у неё на ладошке, и было видно, что ему всё это нравилось. Ещё любил, когда для него копали дождевых червей. Скажут: «Пойдём копать червей», а он уже мчится впереди всех в огород.
Так и ходил он следом за Милашей да за Любой. Они прозвали его Рататуй. Но когда бабушка с внучкой уезжали по делам в Омск, Рататуй бегал к нам. У нас смежные огородики через калитку. Только мне не нравилась его кличка, и я стала звать его Петровичем. Петушок быстро привык к этому имени.
Выйду я утром, сяду на табуретку, крикну: «Петрович!», – и он тут же бежит ко мне. Подбежит, пристроится у ног и по-куриному что-то говорит. Я посажу его к себе на колени, глажу по шейке, по головке: «Какой ты красивый, умненький у нас!» Он аж глаза от удовольствия закрывает. Кормила я его пшеном, гречкой варёной, творожком. И дождевых червей тоже вместе копали. Петрович знал даже, где стоит наша садовая лопаточка. Как скажешь: «Пойдём!», так он сразу подбежит к лопатке и ждёт, пока я её возьму, да со своей табуреткой доберусь до огорода. Там я копаю, а он червей ловит и глотает. А потом отходит в сторону. Значит – сыт.
Мы к Цыплёнку привязались с Сергеем. За нами он тоже бегал, как щенок. Когда Люба приезжала, он ходил за ней. А как она уйдёт куда, – он сразу к нам. Подбежит к двери и ждёт, когда выйдем. Бывает, я, например, лук вяжу, а Петрович целый день со мной: то сидит рядом, то ляжет на кучу лука, или на край ведра сядет и заглядывает в глаза – ждёт, чтобы погладила, приласкала.
Однажды вечером Саша попросил Сергея закрыть веранду на замок. Тот пошёл, смотрит, а Петровича-то нет. Везде искали. Нигде нет. Ушёл. Пропал. Я всю ночь не спала. В шесть утра встала, пошла на костылях по улице. Может, он где со двора вылез и не смог попасть домой? Но нет, и на улице никого. Поковыляла я обратно на веранду, ещё раз все внимательно осмотрела.
– Куда же ты подевался, Петрович? – говорю сама себе вслух. – Что я скажу хозяйке?
И вдруг слышу, сзади хлоп, хлоп крыльями. Поворачиваюсь, – а Петрович у моих ног. Сколько радости-то! Схватила я его на руки: «Где же ты был?» А он, оказывается, взлетел на стол, оттуда на шкаф, да на шкафу и ночевал. Мы-то внизу смотрели, голову не поднимали, вот и не увидели.
А тут и осень на дворе. Люба засобиралась в Крым, к дочке. Куда Петровича? У нас холодная стайка – замёрзнет.
– Отдай, – говорю я Любе, – Тане соседке. У них корова, тепло в сарае.
Таня согласилась, забрали они Петровича себе.
С той поры прошла уж и зима, и весна миновала. Вот и снова лето. Как-то тёплым вечерком сидели мы на лавочке. Смотрим – Таня соседка к нам идёт, а на руках-то – наш Петрович. Только он уже не цыплёнок, а молодой красивый петушок. Я не удержалась, попросила его у Тани, посадила к себе на колени. Ну, и стала с ним, как раньше, говорить, гладить по голове, по шейке.
