Полуденные лучи отвесно падали из зенита. Шлем и кольчуга раскалились. Мартину страшно хотелось сбросить все это железо да забиться в тень. Но кодекс схаев строг. Воин не должен поддаваться слабости. Хуже слабости одна лишь трусость. Конечно, Мартину, как представителю слабого племени мягкотелых, полагались поблажки, однако он старался ими не пользоваться. Из гордости и соображений дипломатического порядка. К тому же тени поблизости не наблюдалось. Кроме жары мягкотелого одолевали еще и сомнения.
– Послушай, а ты не ошибся? – спросил он. – Где они, эти звери?
Вместо ответа Хзюка снисходительно протянул кожаную фляжку. Это уж было слишком. Мартин облизал губы, качнул головой. Его шусс раздул дыхалы и беспокойно переступил с ноги на ногу, – почуял воду.
– Они хитрые, – обронил Хзюка.
Мартин недоверчиво прислушался. После того как загонщики скрылись за холмом, наступила такая тишина, что уши улавливали даже потрескивание сохнущей глины на берегу озера. А в озере блаженно плескался жабокряк. Он плавал, нырял, шумно отфыркивался, шлепал хвостом. Словно дразнил всех лишенных возможности принимать водные процедуры.
Шкура шусса сильно пахла. Зло кусались пустынные мухи. Хассар перевалил, наконец, зенит. Это казалось невероятным, но жара продолжала усиливаться. Листья мухавейника вяли прямо на глазах. Даже летучие твари попрятались, оставив до вечера белесое небо. Безветренное, оно неотвратимо наливалось зноем, тяжелым даже для холоднокровных существ. Теплокровным же грозил солнечный удар с полной утратой пульса. Уж лучше было потерять престиж. Мартин снял шлем и обмотал голову тряпкой. Хзюка ничего не сказал. Только отвернул плоское лицо к озеру, делая вид, что рассматривает изнывающего от наслаждения жабокряка.
К своим обязанностям конвоира и телохранителя ящер относился без энтузиазма, но исполнял их с обычным для своих соплеменников тщанием. Странные привычки Мартина принимал как должное, без осуждения, чего еще, мол, ожидать от мягкотелого, но все, что в поведении пленника соответствовало местному кодексу воина, встречало его молчаливое одобрение. И это одобрение дикаря, как ни странно, многое значило для бывшего пилота межзвездного лайнера. Мартин восхищался не столько боевыми доблестями Хзюки, сколько его врожденным педагогическим талантом. Чего доброго, еще годик-два под присмотром такого воспитателя, и сделаешься примером для юных рептилий. Эдаким ходячим наглядным пособием, на которое взрослые ящеры будут указывать когтем, приговаривая: вот, полюбуйся, даже мягкотелый умеет это делать, а ты что же? Под обидное кваканье молодых схаюшек…
* * *
Первый ррогу появился уже на исходе дня. Недремлющий Хзюка тихо свистнул. Потом распластался на спине шусса и прикрыл голову заранее приготовленными папоротниками, чтоб шлем не блестел. Мартин послушно проделал все то же самое.
Зверь вышел из-за холма. Маленькими передними лапами он вырвал из груди стрелу, рыкнул, настороженно огляделся и двинулся к озеру. Ррогу был не слишком крупным, лет восьми-девяти. Подойдя к воде, он еще раз оглянулся и, шумно сопя, принялся пить. Жабокряк при этом благоразумно занырнул.
Ветерок дул со стороны озера, и зверь не мог почуять запаха охотников. Момент складывался удачно. Хзюка поднял своего шусса и тихим шагом направил его в обход, стараясь оказаться за спиной чудища. Мартин оставался на месте, он знал свою роль.
Зверь был молод, неопытен, к тому же очень хотел пить. Поэтому охотник сумел подобраться почти к его хвосту, когда он вдруг подпрыгнул и обернулся. По быстрому движению плеч Мартин догадался, что Хзюка выстрелил. Монстр взревел, ударом страшного бревнообразного хвоста выкосил папоротники. Но Хзюка был настороже, быстро отпрянул и бросился наутек.
