Здравствуй, дорогой читатель. Меня зовут Искандер
Тер-Николаев, и это письмо я пишу в 1930 году.
Мне искренни жаль, что эта связь односторонняя. Ты знаешь, как меня
зовут, а в дальнейшем ещё кое-что узнаешь обо мне, однако я ничего
не буду знать о тебе. Что очень печально. И всё же я хочу верить,
что твоя жизнь не менее интересная, чем то, что я приготовил для
тебя.
Я
родился и провёл большую часть своей молодости на Острове святого
Феодора. Это была маленькая, но
удивительная провинция нашей славной Империи. Этот остров получил
неофициальный статус имперской мастерской. И не зря! На нём жили и
живут самые талантливые изобретатели, о которых я слышал и с
которыми знаком лично.
За всю свою
молодость, я успел погостить во всех городах моей
маленькой родины, вляпаться во множество приключений и
познакомиться с интересными людьми.
Так что к своим сорокам годам я скопил
множество историй человеческих судеб. В них есть всё: жизнь и
смерть, радость и горе, верность и предательство, любовь и
ненависть к ближнему. И когда мои знакомые изобретатели
братья Станковы, которые много лет работали над перемещением
объектов во времени и пространстве, предложили мне отправить
по временной линии что-нибудь из моих
вещей, я решил, что это будут самые интересные истории, которые
случились на острове.
Возможно,
благодаря гению моих знакомых изобретателей, я и сам смогу
отправиться в будущие и даже познакомиться с тобой. А пока я дарю
тебе кусочек нашего мира.
Добро
пожаловать на Остров святого Феодора!
Пожалуй, я начну своё повествование с одного
знакомства.
К сожалению, в угоду политике крупных
держав, мне и другим подданным Империи приходилось участвовать в
Великой войне. Все эти годы, пока шло это бессмысленное
кровопролитие, я чувствовал, как госпожа по имени Смерть дышала мне
в затылок, а осенью 1916 года, когда я участвовал в Луцком прорыве,
она чуть не заключила меня в свои объятья на целую вечность. До сих
пор в дрожь бросает при этих воспоминаниях. Бедный мой соратник,
который был рядом со мной, наступил на мину, и её взрыв оказался
настолько мощным, что меня отшвырнула на несколько метров. Когда же
я очнулся в лазарете, мне рассказали, что я лежал под горой трупов,
и только, лежа в труповозке, я стал подавать признаки жизни, в
виде болезненных глухих стонов.
В общем, я пролежал целых два месяца, лечась
от ожогов. Единственный плюс моего положения был в том, что я в
лазарете познакомился с хорошими людьми. По вечерам те,
кто мог ходить, собирались большой кучкой у моей койки и
рассказывали истории из жизни, которая у нас была до войны. Это
вселяло в нас надежду, что скоро всё будет, как прежде, но я
понимал уже тогда, что, несмотря на свой оптимизм, вряд ли я после
пережитого смогу смотреть на жизнь как прежде, и не важно, кто в
этой войне победит.
Прости, я немного отвлёкся. Когда мои товарищи
узнали, что я в своё время работал в редакции литературного
журнала, ко мне почти все солдаты стали обращаться за советами, как
лучше написать письмо своим близким. Мне всегда говорил, что у меня
хороший стиль письма, но я считаю, что мне ещё долго предстоит
учиться писательскому искусству.
Когда же моё состояние улучшилось, и я смог
встать с койки, ко мне через общих знакомых обратился солдат,
который смог чудом выжить во время газовой атаки. Из-за газа
бедняга ослеп, и доктора не могли дать гарантий того, что зрение
когда-нибудь вернётся, поэтому, когда ему стало чуть лучше, он
попросил меня под диктовку написать письмо его родным. Так я
познакомился с ещё одним интересным человеком, который оказался
моим земляком. Я был его писарем до тех пор, пока меня не выписали
из лазарета.
