Сейчас было послеобеденное время — многие люди возвращались
с работы, если, конечно, она у них осталась. Другие просто сидели в
парке у пруда и смотрели на маленьких уточек, скользящих по воде.
Дети бегали рядом, весело и громко крича и играя в какую-то игру.
Вокруг было тихо и, главное, спокойно. Казалось, здесь никто не
знал войны.
Но война была, страшная война. Каждый день гибли тысячи людей, и
неизвестно было, когда это кончится. Война шла четыре года. Четыре
года никто не знал покоя. Ни немцы, ни русские. Никто уже не хотел
выиграть войну, все просто хотели мира.
Ирма сидела на лавке и смотрела на медленно проплывающих мимо нее
уток. Начальство только что передало ей сообщение, что завтра она
встретится с их агентом. Но они не уточнили, кто это будет, как он
или она выглядит. А ведь это мог или могла быть кто угодно. Может
быть, это та женщина в длинном пальто, что сейчас идет куда-то со
своим сыном. Может быть, это мужчина в светлом пиджаке, который нес
из магазина хлеб в бумажном пакете. Также начальство не уточнило,
как и где она встретится с агентом. Сказали лишь, что пароль
остается прежним. Все это намного усложняло ситуацию.
На самом деле, Ирма — это псевдоним. Ее настоящее имя —
Лена Романова. Она — советская связистка, третий год
находящаяся в Германии. Здесь она живет под именем Ирмы
Шульц — обычной немки. Работает горничной у адъютанта
Гиммлера — оберштурмфюрера [1] Ганца Нойманна. Этот адъютант
до ужаса болтлив, так что именно от него сливается вся информация
советской разведке.
Вот и сейчас Лена сидела и смотрела на уток, думая о сообщении
начальства. Мысли путались, утки, мельтешащие перед глазами,
отвлекали. «Интересно, они знают, что сейчас война? — думала
девушка, смотря на птиц. — Или для них не существует
разделения на мирное и военное время? А вообще, хорошо быть птицей.
Захотел — улетел, и нет проблем. Ты свободен, ты волен
отправиться куда угодно. Сегодня ты плаваешь в этом маленьком
озерце в Берлине, где на тебя в любой момент может упасть бомба, а
завтра — где-нибудь в Швейцарии, где нет войны. Наверное, я
тоже хотела бы быть птицей».
Неожиданно что-то спугнуло уток, и они улетели. Лена, проводив их
взглядом, тяжело вздохнула. Время близится к вечеру, и ей давно
пора домой, ведь идти далеко — через весь город. Она могла бы
подъехать на трамвае, но ей безумно нравились прогулки по городу.
Сейчас было тихо, советские войска еще не добрались до Берлина,
остановившись где-то в Венгрии. Берлин очаровывал Лену. Ей
казалось, что если бы не война, оставившая много шрамов на
прекрасном лице города, то он стал бы для нее самым красивым
городом на Земле. Архитектура в готическом стиле восхищала русскую.
Ей были совершенно противны новые постройки, но вот старые дома
привлекали ее. Она всегда думала, что, если бы не война, то она,
наверное, могла бы поселиться в одном из таких милых домиков.
Хотя, за те годы, что она находилась здесь, Берлин сильно
изменился. Город приобрел характерные черты нуара —
пессимистично настроенные граждане, полные недоверия и
разочарования во всем, цинизм, царивший повсюду. С каждым днем по
улицам расползалось все больше и больше слухов о том, что был убит
кто-то из старших офицеров СС или Вермахта. В лице любого
встречного можно было с легкостью прочитать уныние и безнадежность,
связанные с скорым, очевидным проигрышем в войне. Сами люди сильно
изменились — в них пропала та слепая вера Гитлеру. Если до
войны он был обожаем ими, то сейчас его популярность среди народа
сильно упала — почти каждый второй задавался вопросом: «Кто же
нами руководит? Уж не ведет ли Третий Рейх безумный слепец?» Но,
тем не менее, все продолжали делать вид, что все под контролем, все
идет так, как и надо, что конец еще не скоро, хотя где-то глубоко в
душе сами и понимали, что это самая обыкновенная ложь, которой они
сами себя и кормят.
