На улице стояла пасмурная погода понедельника. Все люди города N ходили, как тени, в серых плащах и смотрели себе под ноги. Непонятно было: то ли они смотрели себе под ноги, чтобы не споткнуться, то ли потому, что о чём-то очень активно думали. Но если и думали, то так, что из-за этого подскальзывались, спотыкались, наступали друг другу на ноги, а там, нет-нет да и прилетит задним числом слово недоброе.
Жители города N, как муравьи, собирались у дверей метро, а те хлопали, создавая «оркестр входных дверей». В этом даже была какая-то музыка, правда, никто не мог понять, какая. Когда все в серых будничных костюмах, пальто и куртках, шубах и пуховиках, комбинезонах и дублёнках сбивались к станциям метро, они устраивали толкучку и брань. И разве не прекрасна, дорогой читатель, была та нависшая над городом облачность из туч и тумана, которая висела с самого утра? Не менее прекрасны были красные, жёлтые и зелёные светофоры. Особенно красный – такой искренний и такой жизненный! В этом цвете история многое вместила из ассоциаций: любовь, страсть, гнев, ненависть, войну, насилие, да и смерть там очень даже близко, пусть её и связывают с чёрным.
Впрочем, нас не должна интересовать эта «чёрная часть истории», ведь все проходили через двери метро, которые продолжали хлопать и хлопотать, иногда лишь думая: «Да когда же эти людишки дойдут все до своей работы и перестанут нас эксплуатировать!» Но двери есть двери – им разговаривать неприлично. Лишь иногда они пользовались случаем и исподтишка ударяли какого-нибудь зеваку прямо под ягодицы или, подталкивая его же, заставляли наступить на чью-нибудь ногу.
Была, правда, у всех, кто быстро спускался на эскалаторах вглубь метро, кто не отрывался от своих телефонов и вечно отводил взгляд друг от друга, одна плохая черта – они были неестественно приличны. Прямо неприлично приличны. Что ни толчок в спину, что ни пролитое на рукав кофе – всё: «Простите!», «Искренне извиняюсь…», да какие-нибудь ещё: «Прошу прощения, держите влажную салфетку». Всё, всё наполнялось этой неискренней приличностью. Но мы-то, дорогой читатель, знаем, что творилось в головах у этих людишек. Нет-нет да и тот, чей рукав промок от кофе, думал: «Чтоб у тебя и рубля на твоё кофе не хватило!» – а говорил: «Ничего страшного». Тот, кого толкнули, думал: «Вот если бы я не забыл дома костыль, знал бы ты, как старика тормошить, щенок!» – а нёс ну совершенно какую-то неискреннюю околесицу: «Мужчина! Вы обронили телефон!».
Как мало искренности! Как мало человеческих чувств в этом ужасном городе N… Ужасно… Просто ужасно.
Но ты ведь не думаешь, что всё было настолько плохо? Не так ли? И правильно! На каждый город найдётся свой герой. Так же и на город N нашёлся свой, и звали его Мистер Баббингтон. Никто не знал – ни раньше, ни сейчас – откуда он пришёл. Кто-то говорил, что Мистер Баббингтон – наследник богатой английской семьи, которая перебралась в город N и живёт тихо, да так тихо, что никто ничего даже о ней и не знает. Другие поговаривали, что Мистер Баббингтон – хороший друг мэра города, вот только какая между ними связь и есть ли она вообще, никто подтвердить не мог. Короче говоря, Мистер Баббингтон был личностью загадошной и оттого ещё более интересной.
Встретить Баббингтона можно было на балетах. Нравились ему ножки балерин не меньше, чем женские ножки Онегину. Играл в бильярд, но принципиально русский, отсюда тоже тема для теорий заговора. И политика, которая, кстати, интересовала Баббингтона в наименьшей степени: что-то почерпнёт из газет, а что-то и от знакомых узнает, где-то подслушает по телевизору, а если не всё вышеперечисленное, то и даже непонятно откуда, но о нашумевших новостях был всегда в курсе.