Всем приготовиться. Запуск через минуту. Начать обратный отсчёт.
– Ко взлёту готовы.
Рассвет задребезжал на горизонте. Коснулся гладкого блестящего бока космического корабля, пробежал лучами по буквам «Омега спейс», заглянул в кабину пилота, отразившись в забрале шлема скафандра. Сверхпрочное стекло со светофильтром защищало от лучей, от ярких вспышек, от всего, что могло бы навредить глазу космонавта, поэтому он без опаски смотрел на восходящее солнце. Никогда ранее оно не казалось настолько родным, словно хлеб, приготовленный матерью в воскресное утро.
Пилот унял дрожь в руках, сверил датчики на панели перед собой – идеальная точность всех показателей – выдохнул и, прикрыв глаза, улыбнулся. Нынешняя ситуация совершенно ничем не отличалась от пройденных раз за разом тренировок на симуляторном корабле: те же действия, та же кабина, то же кресло, ставшее уже родным, тот же сенсорный экран, те же цифры и координаты на панели перед глазами. Лишь одно маленькое незначительное отличие заставило сердце замереть на секунду – он взлетит, и корабль унесёт его в космос.
На этот раз всё по-настоящему. Он не выйдет спустя час из кабины и не выпьет колы, не съест свой обед, не разомнёт руки и не пробежится под дождём до корпуса, где упадёт на свою кровать и уснёт, не снимая ботинок. Теперь не видать ему своей маленькой комнатушки в лучшем случае в течение нескольких последующих лет, а в худшем…
Он тряхнул головой, размял шею, запястья,потянулся. Хотел почесать нос, но забрало скафандра герметически захлопнулось ещё пару минут назад.
Вдруг ужасно захотелось в туалет. Так всегда бывает, когда собираешься в долгую дорогу. Вроде бы и справил нужду перед выездом, но в самый неподходящий момент прижмёт по-новому, да так, что начнёт сводить низ живота, а когда съедешь наконец с главной дороги и спрячешься в кустах – упадёт пару капель, и всё. Мнимое ощущение наполненности мочевого пузыря.
– Ссыкун, – говорил ему брат, когда отцу в очередной раз приходилось останавливаться у обочины.
Почему в самые ответственные моменты появляется это давящее чувство внизу живота?
– Ссыкун, – повторил тихо пилот и ухмыльнулся.
Ближайшей обочины не видать ему ещё лет десять. Это по самым оптимистическим прогнозам. А туалетной комнаты – как минимум пару часов.
«Быстрее бы», – думал он, подёргивая ногой и не понимая, чего хотелось сильнее – быстрее очутиться в космосе или в туалете.
Минута вдруг растянулась в вечность, а вся жизнь, всё то, что происходило когда-то там, за обшивкой космического корабля, за пределами этого скафандра, стало чем-то мимолётным, мелочным, неважным. Словно все тридцать лет, оставленные там, позади, были лёгким послеобеденным сном, взмахом крыла бабочки, лопнувшим мыльным пузырём.
Вот, где вся его жизнь, – здесь, в нескончаемых шестидесяти секундах.
Трепет в сердце – совсем как в детстве, когда впервые взбирался на заброшенное здание, когда увидел город, будто игрушечный, раскинутый у себя под ногами. Трепет, когда раскачивался на качели всё сильнее и сильнее в попыткахдотянутьсяногами до самого неба, когда чувствовал, что летишь и никто не в силах остановить. Трепет первого поцелуя и первого рассвета, роса на изогнутых травинках, снег в рождественскую ночь, звёзды в далёкой галактике, трепет двигателей космического корабля.
Пилот оборачивается и видит незнакомого мальчишку в синих коротких шортах и красной футболке. В руках ребёнка игрушечная ракета, он присел на корточки перед телевизором, на экране которого прямой эфир со взлёта космического корабля «Хи спейс», давним предшественником «Омеги».
– Десять, девять, восемь, семь, – повторяет мальчик за торжественным голосом из телевизора. – Шесть, пять, четыре. – Космический корабль дрожит, дрожит мальчик, сжавшись, как пружина, дрожат люди, собравшиеся у своих телевизоров, молятся, приковав взгляды к картинке. – Три, два, один.