Дом стоял возле железной дороги. Не совсем рядом, а чуть в глубине, метрах в ста. Когда-то, задолго до моего рождения, когда пути еще только строили, экскаваторы, чтобы выровнять площадку под рельсы, вынули грунт, а огромные бульдозеры разровняли его по-поверхности. Так я думал, когда был маленьким, а уже позже узнал о том, что в то время такой строительной техники не было и все работы выполнялись вручную: лопатами, кирками, тачками и носилками, и строилась Курская железная дорога силами солдат и вольнонаемных. Глина, вынутая при строительстве, покрывала половину нашего участка и на такой земле все очень плохо росло. Зато на второй части был чернозем и там дедушка устраивал парники с огурцами и помидорами.
Участок дед со своим братом-близнецом получил в конце сороковых по решению поселкового совета. Оба они были военными и у каждого было по трое детей. Семьи только вернулись из эвакуации и надо было как-то обустраиваться. До войны они жили в деревне, что в семи километрах от станции, но там было очень уж тесно, да и школы не было. Дом построили деревянный, но по тем временам большой и просторный. Закончив со строительством жилья, дед принялся за закладку будущего сада. Он рыл большущие ямы, укладывал в них торф, навоз, перегной, мешал все с черноземом и высаживал яблони: золотую китайку, грушовку, коричную полосатую, белый налив, пепин шафранный, два штрифеля и две антоновки. Еще были две груши: бессемянка и чижовская, а также вишни и сливы. Из кустарниковых: черная и красная смородина, крыжовник трех сортов и малина.
К моменту моего появления на свет, а именно к началу 1960 года, дед демобилизовался и мог уделять уходу за садом больше времени. За несколько месяцев до моего рождения в доме появился мой отец, который женился на матери. В течение пятидесяти пяти последующих лет я считался на месяц недоношенным. Не могли же они меня зачать до свадьбы. И только совсем недавно мать, наконец, правильно посчитав месяцы, прошедшие со дня бракосочетания и до дня моего рождения, с удивлением отметила, что срок вполне нормальный и я был реабилитирован.
Рожать меня родители поехали на электричке. Когда начались схватки, отец было побежал в амбулаторию, что на той стороне железной дороги, но мать боялась оставаться одна. Тогда, одевшись, все-таки январь, они пошли вместе. Когда переходили железку, увидели, что идет поезд. Отец помог матери забраться на платформу и перелезть через ограждение, и уже через час они были на Курском вокзале. Тут мамка поняла, что я слишком уж настойчиво прошусь наружу и вокзальные служащие вызвали скорую помощь. Так что я удостоился чести родиться на Пироговке.
Уже к концу зимы домашние поняли, что жить совместно с вечно орущим кульком становится нестерпимо и задумали увеличить жилую площадь. Получив разрешение в поссовете, стали готовить стройматериалы. Кирпич был привезен с Сухаревки. Там, как раз, сносили здание дореволюционной постройки и стены, что были в подвале, разрешили разобрать и вывезти. Новый дом строили вокруг старого, так, чтобы можно было где-то жить. Проблемой стала береза, растущая прямо впритык к дому. Свалить ее без разрешения властей было нельзя. Но, как-то под вечер, отец с дедом, потихоньку, стараясь не привлекать внимания, ее все же спилили под самый корень. Мелкие ветки под покровом ночи вынесли за пруд, к лесу; крупные разделали на дрова и убрали на чердак в сарае, а ствол поделили на три части и закопали в огороде. Ранним утром бабушка собрала все опилки в бак, а отец привез и высыпал на комель несколько тачек песка. Часам к одиннадцати в калитку вошла комиссия из поссовета, вызванная бдительными соседями. Обойдя участок, заглянув в сарай и не найдя состава преступления, они ушли.
