Дорога взбиралась все выше, кружа
пологими склонами поросшими густым лесом. Ряды тяжелых могучих елей
с ворохами снега на роскошных лапах ярусами уходили вверх, то
приближаясь к дороге так, что ветви царапали крышу минивэна, то
сменялись скальной породой.
- Надо поторапливаться, -
пробормотал отец, с некоторой тревогой вглядываясь в первые синие
тени, расчертившие белизну снега в незаметно подбирающихся
сумерках.
- Уже близко, - заторопился брокер,
- Тут за поворотом деревенька, а от нее еще минут двадцать – и мы
на месте! Если захотите, в деревне можно задержаться, поговорить со
здешним председателем, или как там его теперь называют –
старостой?
- Обязательно! – энергично кивнула
мама, - Нам понадобится какая-нибудь крепкая баба в помощь – мы же
не можем справляться там одни!
«Мы там вообще не справимся. Хоть
одни, хоть в компании, - мрачно подумала Инга, - Без света, без
газа, без воды, без тепла… И в Новый год! Офигеть можно!»
Ее красавицы-одноклассницы в лицее,
дочки маминых подружек, и так смотрят сверху вниз, а после этого
Нового года и вовсе жизни не станет. Конечно, одна умотала с
родителями на Тенерифы – встречать Новый год в тепле, вторая – в
Альпы, кататься на лыжах. Кое-кто отправился в Париж… И только она,
Инга, тащится в эту богом забытую дыру!
Дорога свернула. Инга чуть
приспустила стекло – сквозь щель ударил сладкий поток морозного
воздуха. Вдалеке мерно и монотонно, с долгими паузами лаяла
собака.
- Вот и деревня, - радостно сказал
брокер.
Из-за следующего поворота на них
надвигалась засыпанная снегом темная масса, в которой при некотором
усилии можно было угадать почти утонувший в гигантском сугробе дом.
За первым домом появился второй, минивэн медленно въехал в
неширокую улочку, образованную такими же приземистыми, будто каждый
по крыше лопатой прихлопнули, домами. Отец остановил машину на
середине улицы и покрутил головой, в ожидании, что к ним кто-нибудь
выйдет.
Вокруг царила невозмутимая,
неподвижная белизна. Дома растворялись на фоне таких же заснеженных
гор. Ни малейшее шевеление жизни не нарушало неподвижности.
Отец повернул ключ в замке
зажигания. Ворчание мотора смолкло и поверх неподвижности и белизны
обрушилась еще и тишина. Казалось, их накрыло стеклянной колбой,
сквозь прозрачные стенки которой не долетает ни единого звука.
- Ничего не понимаю! – гневно
буркнул отец и вдавил ладонью клаксон. Долгий сигнал разорвал тишь,
гулко отразился от снега, прокатился по деревне и растворился в
безмолвии.
- В белом-пребелом городе, на
белой-пребелой улице стоял белый-пребелый дом… - пробормотала Инга,
сама не зная – шутит она, или…
- Это есть мертвый деревня? – вертя
головой любопытно, как сойка, и восторженно тараща глаза,
поинтересовалась фройляйн Амалия. – Я читать такое в Германия перед
наш отъезд! Я тебе рассказывать, Гюнтер! - старший брат Амалии,
сорокалетний толстяк Гюнтер, кивнул, продолжая полоскать вислые усы
в бокале с коньяком из минибара между сидениями. – Только не совсем
понимать…. – продолжала Амалия, - Жители мертвый деревня умирать
сами по себе или их кто-то специально всех убивайт?
- Их олигархи на охотах
отстреливают, - не выдержала Инга. Немка со своим дурацким
энтузиазмом ее еще от аэропорта достала! – Собираются компаниями,
находят деревеньку в каком-нибудь медвежьем углу и давай по жителям
палить! Специальное развлечение для богатых!
- А медведи? – глаза фройляйн стали
еще больше.
- Какие медведи? – опешила Инга.
- Nun, это же есть их угол!
Медвежий!
- Медведей олигархи не стреляют –
те, в отличии от жителей деревни, занесены в Красную книгу! –
рявкнула Инга, - Или вы думаете наши олигархи законов не соблюдают?
– она возмущенно уставилась на Амалию.
