Благодаря недавним дождям Сена в окрестностях Берси, пригорода Парижа, снова стала широка и полноводна. Но в августовскую жару вся мелкая фауна попряталась в заросли. Лишь после полудня подул лёгкий ветерок, не принёсший облегчения. Поэтому плеск речной волны и звук уключин вызвал любопытство у белки, угнездившейся в дупле одиноко стоящего дуба. Высунув мордочку, она чёрными глазками-бусинами проводила плывущую лодку и снова спряталась в дупло. Тем не менее, людей, сидевших в лодке, жара, казалось, нисколько не смущала. Девочка лет тринадцати в широкополой соломенной шляпе рассеянно озирала пустынные берега, в то время как два мальчугана, усердно пыхтя, работали вёслами. Неожиданно блондиночка заметила:
– Вот уже Венсенский лес. Пора возвращаться, Роже. Боюсь, меня хватятся.
– Как прикажете, мадемуазель, – почтительно ответил старший из подростков.
Затем он обратился к своему спутнику:
– Жером! Ты слышал, что сказала мадемуазель Камилла? Давай, поворачивай!
Мальчик, словно только дожидаясь его приказа, поспешно утёр пятернёй струившийся по лбу пот и вместе с братом принялся разворачивать лодку. Некоторое время все молчали, пока Камилла вдруг не спросила:
– О чём ты мечтаешь, Роже? Наверно, хочешь стать управляющим, как твой дед?
– Нет, мадемуазель, – не задумываясь, ответил Роже, который был года на два-три старше Камиллы. – Я хочу стать солдатом.
– Почему?
– У солдата всегда есть монета в кошельке. И он никому не подчиняется, кроме своего командира.
– А ты, Жером?
В отличие от брата, двенадцатилетний Жером задумался, после чего рассудительно произнёс:
– Я хочу стать монахом, мадемуазель. Потому что в монастыре, кроме постных дней, каждый день дают фунт говядины и пинту пива или вина.
Отвернувшись от своих спутников, Камилла некоторое время молча смотрела вперёд, а потом вдруг заявила:
– А я мечтаю стать Орлеанской девственницей!
Братья переглянулись, после чего Роже, сплюнув в воду, глубокомысленно изрёк:
– Я думаю, Париж – лучше Орлеана. Хотя девственниц здесь и вправду мало…
– Мадемуазель Камилла имела в виду святую Жанну, – поправил его Жером.
– Ну и какие чудеса совершила эта святая? – недоверчиво поинтересовался Роже.
– Спасла Францию! – ответила ему вместо брата Камилла.
Тем временем лодка, подталкиваемая течением, быстро неслась вперёд и вскоре уже причаливала к берегу. В этот момент там появилась какая-то женщина.
– Вот и Марион!
Роже протянул руку, чтобы помочь Камилле выбраться из лодки, но она, подхватив свои юбки, легко перепрыгнула через борт и, не оглядываясь, пошла навстречу своей няньке. Именно Марион, уроженка Лотарингии, рассказала девушке о подвиге Орлеанской девы, потому что в её краях сих пор хранили память о том, как Жанна д’Арк приезжала к герцогу Рене просить помощи против англичан.
– Что случилось, Марион? Матушка хватилась меня? – поинтересовалась Камилла.
– Ваш батюшка приехал, мадемуазель! – выпалила женщина.
И затем уже более степенно добавила:
– Господин де Нери захотел увидеть своих детей, и хозяйка послала меня за Вами.
Взвизгнув, Камилла бросилась на шею своей няньке и расцеловала её в обе щёки:
– Ах, какое счастье! Наконец-то отец вернулся!
Подняв шляпу с земли, Марион поспешила следом за девушкой.
Во дворе Камилла увидела слуг, разгружавших повозки. Руководил ими пожилой турок с кривым ятаганом на поясе, который был личным камердинером банкира де Нери.
– Рада тебя видеть, Хасан! – воскликнула девушка.
– Ас-саляму алейкум, ханым, – тот усмехнулся в усы.
– А где отец?
– Хозяин пошёл к ханым Сапель…
Кивнув турку, Камилла поднялась на второй этаж, где располагались женские комнаты. При входе в спальню матери она оправила юбку и пригладила волосы, но сцена, открывшаяся там её глазам, была отнюдь не для глаз юной девицы: её родители страстно целовались, не замечая ничего вокруг. Первым порывом Камиллы было на цыпочках выйти из спальни. Тем не менее, Изабель, по-видимому, что-то почувствовала и слегка отстранилась от мужа.
