Он – самый яркий парень в школе. И я была ему под стать. Нет,
неправда. Конечно, нет. Разве что в мечтах. Так это было давно. И
почему я думаю о нём? Столько лет прошло. А сколько? Так… если
подумать… уже порядка…
Семнадцать лет. Столько мне было как раз семнадцать лет назад,
если мне в следующем году тридцать пять.
Да и этот самый следующий год не за горами. Сегодня двадцать
пятое декабря. Люди уже поставили новогоднюю ёлку, нарядили
игрушками, закупили подарки родным. А я? А я как все. У меня и
елка, и игрушки, и подарки. И бабушкам, и детям. Дети ёлку рано
выпросили. У меня двое — мальчик и девочка. Лёшка и Сашка. Сашкой
дочку муж назвал — в честь своей бабки — Александры. И где теперь
тот муж? А как говорю кому про своих Лешку с Сашкой — думают, у
меня два мальчика.
Муж бывший позвонит или нет на Новый год? Так иногда думается —
лучше б и не звонил… Дети вроде и рады, а вроде и поотвыкли. Не
видели его уже месяца два.
Занят. На работах. На вахтах. Как развёлся со мной, так начал
работать — а, может, только говорит… Но о нем, о бывшем муже,
Петре, не думаю… А думаю о…
Дверной колокольчик прервал мои мысли.
— Здрасьте! — с порога громогласно поздоровался высокий
широкоплечий мужчина. — Мне эспрессо, выпью здесь. А с собой чай с
шиповником и макароны!
«Макароны! Макаруны» — проговорила я про себя, улыбаясь, но
вслух поправлять мужчину не стала. Высокий, статный. Плечи и шапка
в снегу, хотя по виду — такие мужчины ездят на машине. И расстегнут
весь, и шарф небрежно на шее повязан. Метёт на улице, быстро
припорошило его. Отряхивается. Шумный.
Макаруны-макароны его аккуратно сложила в бумажный хрустящий
пакет. Макарон — французское пирожное из двух полукруглых половинок
на основе безе с кремовой начинкой. Макарун – печенье из кокоса и
тёртых орехов, покрытое шоколадом. Протянула печенье. Улыбнулась
под маской. А всё равно видно — глаза ведь тоже улыбаются.
— Наличными или…
— По карте! — перебил меня он, прикладывая к терминалу
телефон.
— Спасибо за покупку! — отдала я чек.
— Тебе спасибо, красавица! — он ко мне через прилавок потянулся.
— А-ле-ви-на! — протянул по слогам, читая с бейджика. — С
наступающим! — и исчез за дверью.
Такие и настроение поднимают. Только видом своим. Зайдут, как
медведи, шумные. Громкие. Фыркают, топают, из под снега в тепле —
отряхиваются. Смешные.
Вот я всё больше на мужчин заглядываюсь. Новый год скоро.
Корпоративы начались. У фирм разных — поздравления крупных
клиентов. Чаепития. Тортики покупают. Конфеты в красивых коробках.
Кофе, чаи. Сейчас в нашей кофейне-кондитерской самое ходовое время.
И мне нравится. Суета вся эта предновогодняя. Толкотня. Смех. С
утра занятые, важные покупатели. Хмурые. Под вечер веселее уже.
Везде ведь шарики-фонарики. Сияет всё, блестит. В витринах счастье
в шуршащих упаковках отражается. Добреют люди.
А он… опять мыслями далеко. В школе самый яркий. Почему яркий?
Для меня он светил, как комета. Носился, как метеор. Жестикулировал
отчаянно, смеялся громко. Мой Пашка. Пашка-Пташка. Так никто его не
звал, только я и только в мыслях. Живчик был страшный. Почему был?
Наверное он и сейчас такой же… И не наверное, а я знаю точно…
Опять колокольчик на двери… как и в прошлый раз, как и всегда.
Заходит женщина. Опрятная, довольная, в короткой норковой шубке.
Выбирает пирожные. Два. Объясняет мне, что для себя и подруги. Я
киваю вежливо. Деликатно спрашиваю, чего ей хочется, советую.
Разговаривать не всегда желание есть, но если покупатель сама идёт
на контакт. Улыбка из под маски. Вежливое: «приходите ещё!» И
опять, но не воспоминания, нет — взгляд на часы.
Зайдёт сегодня? Он не всегда заходит. Вчера его не было. И
позавчера нет. Всего, после школы, я его видела три раза. И все три
раза в этой кондитерской. Я стояла тут же, за прилавком. А он
говорил по телефону и покупал кофе: мандариновый раф для сладкой
девочки.
