1. Приключенница в третьем поколении
Если чеховский Чечевицын, начитавшись Купера и Майн Рида, едва не сбежал в Америку, то Марусёк, «проглотив» на осенних каникулах все книжки об удивительных похождениях Ермолая Ковригина, улизнула-таки в Приключандию…
В какую Приключандию? Что за Ермолай Ковригин? Какой-такой Марусёк?…
Ну, во-первых, не какой-такой, а какая-такая. Марусёк – это девочка. А во-вторых… А во-вторых, начну-ка я с самого начала.
Итак.
Жила-была девочка. И было у девочки десять имён. Вернее имя-то было одно – Маша. Но вот только взрослые отчего-то предпочитали величать Машу по-разному – всяк на свой манер.
Мама звала дочурку Машенькой.
Папа – насквозь официально: Марией Андревной.
Бабушка кликала внучку Манюней.
Дедушка же, большой любитель творчества Ильфа и Петрова, именовал малютку весьма странноватым, как выражался Папа, «несколько грузинистым» прозвищем – Марусидзе.
Тетя Элона, преподавательница иностранных языков, и вовсе – никак не могла остановиться на каком-нибудь одном имени. Всё зависело от настроения Тёти. Ежели Тётя Элона пребывала в «английском» настроении, то величала племянницу не иначе как «Мэри». Ну, а если с утра господствовало «французское» расположение духа, девочка удостаивалась несколько витиеватого имечка «Марусьен».
Дядя Павлик, поэт-самоучка, завсегда зарифмовывал имя любимой племяшки. Например: «Кыся – Марыся!», или «Шутка – Машутка!».
Коллега Папы, китаец Жу Льен, одарил дочку товарища весьма специфическим армяно-китайским именем Ма Лу Сян.
Бабули у подъезда беззубо улыбались нашей героине вослед: «Наша Муся!».
Сама же девочка предпочитала дворовое прозвище, данное ей соседскими пацанами – МАРУСЁК.
Марусёк?! Но ведь это же мальчуковое прозвище! – удивленно воскликнет какой-нибудь знаток-лингвист.
Да, мальчуковое. Но. Видели бы вы эту девочку. Чертёнок в юбке! Впрочем, пардон, какая юбка. Юбок Маша-Марусёк отродясь не носила. Белая футболка, затертые до белизны джинсы и кеды с разноцветными шнурками (правый – оранжевый, левый – ядовито-зелёный) – вот её традиционный наряд. В особо торжественных случаях Маруся повязывала голубой – под цвет глаз – шейный платок, а на голову нахлобучивала пробковый колониальный шлем – чтобы хоть чем-то походить на Ермолая Ковригина…
Кто такой Ковригин? Вы, кажется, уже спрашивали… Не торопите события, любознательные мои, всему своё время. И до Ковригина дело дойдёт…
На чём мы там с вами остановились? Ах да, на колониальном пробковом шлеме…
Шлем а-ля Ковригин служил для Маруська символом дальних странствий и удивительных приключений. Ведь более всего на свете, доложу я вам, наша героиня любила приключения. Не просто любила – обожала! Даже больше чем бабушкино вишневое варенье с косточками.
Сама себя Маруся гордо именовала «Приключенницей в третьем поколении». Почему в третьем поколении? Судите сами:
Дедушка, Варфоломей Африканович Королёв – известный Писатель. Всю сознательную жизнь сочинял приключенческие романы. Вон, целый шкаф уже насочинял. Да не просто шкаф, а огромадный шкафище – от потолка до пола, полок десять. И все полки заставлены дедушкиными книгами! Он их, как говаривали злопыхательствующие критики, что оладушки пёк. Закроется бывало в кабинете на засов, сутками никуда не выходит. Не ест, не пьёт – книгу пишет. И что самое интересное – после этих творческих постов Дедушка завсегда появлялся на пороге своего кабинета довольный, румяный, посвежевший: точно не роман на 500 листов строчил, а всё это время в парке каком гулял, на свежем воздухе.
