- Агата! Где же ты, маленькая дрянь?
- разносится по всему дому сиплый, словно придушенный голос
отчима.
Хватаюсь за ручку двери маминой
мастерской, в которой прячусь, когда он пьян. Пальцы ищут
шпингалет.
И не находят…
Сердце щемит от страха, в глазах
слёзы.
- Ты должна слушаться, Агата! Теперь
я твой самый близкий человек! Будь сговорчивей!
Слышу, как он спотыкается. Скорее, о
разбросанные им же посреди коридора ботинки. Валится на пол.
- Сегодня тебе не сбежать от меня,
уж поверь!
Заходится зловещим смехом, а у меня
мурашки по коже. От ужаса.
Отчим совсем рехнулся от своей
водки!
Он и раньше часто выпивал, а со
смертью мамы практически не просыхает.
Снова вздрагиваю от презрительных
ругательств и мата, которыми он меня осыпает.
- Сейчас я покажу тебе, кто тут
хозяин!
Осматриваю комнату, полки и мамин
стол для раскроя, всё ещё заваленный грудой разноцветных тканей. И
взгляд касается ножниц.
Сглатываю подступившие к горлу
слёзы.
Хватаю “оружие” и крепко сжимаю, до
ломоты в запястье.
Я знаю, чего он хочет. Уже не раз
намекал, но я, глупая, уверяла себя, что показалось. Не думала, что
он настолько гнилой.
Сталь в руке до боли впивается в
кожу.
Я не достанусь этому обрюзгшему,
старому мужлану!
Не получит!
Дверь летит в сторону, ударяется
латунной ручкой о кафельную стену.
И вся моя решительность тоже летит к
чёрту.
Откидываю ножницы так, чтобы ударили
его по коленям. Чтобы отвлекли. Пячусь назад и машинально
перемахиваю через распахнутое за спиной окно.
- Сучка малолетняя! А, ну вернись!
Агата! - его противный голос разрезает ночную мглу. Вонзается в
нервы, как тупой и ржавый гвоздь.
Дядя Альваро и есть - тупой и
ржавый, как старинный и погнутый гвоздь в нашем гараже, служащий
вместо крючка для одежды.
В папином гараже, где теперь всем
распоряжается этот упырь.
Он отнял у меня всё - сначала маму,
а теперь и дом.
И, как выясняется, готов и другое
заграбастать - самое святое и светлое.
Ненавижу!
Презираю!
Бегу, сломя голову, к калитке. В
ушах шумит, тёплый весенний ветер хлещет по щекам, осушая льющиеся
ручьями слёзы.
- Стой, дрянь! - он уже на крыльце.
Приближается, а я, как назло, никак не могу открыть старую, тугую
щеколду.
Только когда дядя Альваро
приближается на расстояние вытянутой руки, задвижка, наконец,
поддаётся. Металлический скрежет проходится по нервам
наждачкой.
Выбегаю на улицу - ни души.
Единственный ненадёжный фонарь в
нашем переулке еле мерцает, а до оживлённых, многолюдных улиц
бежать около пятиста вар*. И в ту, и в другую сторону.
Устремляюсь вправо. Отчим не
отстаёт. Недооценила я его силы.
- А, ну вернись! Мне надоели твои
выходки, Агата! - хватает меня за ткань кофточки и тянет назад.
Ткань на груди рвётся, отправив одну из пуговиц на асфальт.
Мешкаю. Просто как-то рефлекторно
пытаюсь её поднять, но, когда понимаю, что надо делать ноги, уже
поздно.
Отчим хватает меня за талию, дышит
пьяным перегаром в затылок, шаря костлявой рукой по остальным
пуговицам.
- Попалась, чертовка! - притягивает
меня ещё ближе к себе. Зажимает рот, не давая крикнуть.
Да и толку звать на помощь? Наш
район - самый неблагополучный и бедный. Здесь нет места
благородству, здесь каждый сам за себя. За свою шкуру только…
Кусаю его пальцы и вскрикиваю
насколько могу - грудная клетка сдавлена.
- Помогите! - сиплю в темноту.
И, как по волшебству, перед нами
вырастает высокий человек. Мужчина. Лицо скрыто чёрной толстовкой,
перепачканной на груди алой краской. Как кровь.
Незнакомец молча тянет меня на себя
и отодвигает за свою спину, к бетонному забору.
- Не лезь не в своё дело, парень! -
пьяно рычит дядя Альваро и извлекает из внутреннего кармана куртки
ножницы.
Те самые, которыми я в него
запустила.