За окном вновь начал накрапывать нудный осенний дождь, и на душе у Кати было тоже по-осеннему тоскливо. Впрочем, нет, тоскливо – это не совсем то, то есть даже совсем не то. Ощущение безысходности, замешанное на горечи предательства, сжимало сердце тисками не проходящей ни на минуту боли. Вот только давать волю эмоциям было никак нельзя, и Катя, сделав над собой усилие, расправила плечи и, улыбнувшись своему отражению в зеркале, направилась в кабинет шефа. В приемной Катя, взглянув на часы, присела на один из стульев для посетителей, до назначенного ей времени оставалось еще несколько минут, заходить в кабинет раньше она не стала – ее начальник Игорь Константинович очень не любил непунктуальность, а сегодня разговор предстоял и так весьма непростой. Катя вновь мысленно повторила те слова, что собиралась сегодня сказать шефу, еще раз взглянула на часы: «Пора!» – и, постучавшись, распахнула дверь в кабинет начальника. Игорь Константинович посмотрел на нее поверх очков, закрыл ноутбук, зачем-то покрутил в руках флешку, которой и указал Кате на стул, предлагая присаживаться.
Вся Катина решимость куда-то пропала, но тем не менее она, вспомнив заготовленные заранее слова, на вопрос чем вызван ее визит, как можно более спокойно постаралась объяснить, что ей необходимо повышение зарплаты. Брови, точнее одна бровь Игоря Константиновича вопросительно поползла вверх, а он сам смотрел на нее почему-то иронично. И Катя не выдержала. Плотина, сдерживающая эмоции в последние несколько дней, рухнула, слезы покатились из ее глаз, где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что теперь шеф не только не повысит зарплату, а вообще выгонит, но сдерживать себя уже не было никаких сил, и Катя принялась рассказывать. Сбивчиво и торопливо она поведала о том, что полтора месяца назад ее муж уехал на работу в Нидерланды, она, Катя, ехать с ним отказалась. Здесь в Липецке живет ее родная тетя, старшая сестра матери, здоровье которой сильно пошатнулось после гибели два года назад ее единственного сына. Да и Катины родители не такие уж молодые: отцу недавно шестьдесят исполнилось, маме – пятьдесят восемь. Кроме того, у детей школа, старшая во втором, младший только в этом году в первый класс пошел.
– У них полтора года разница, – зачем-то пояснила Катя.
Она, не в силах остановиться, говорила и о том, что без языка дети потеряют, по крайней мере, год, а потом потеряют наверняка и еще один, когда вернутся в Россию – программы обучения-то разные, да и ей, Кате, без знания не только нидерландского, но и английского языка в Амстердаме делать нечего. Катя вначале говорила и говорила, не прерываясь, потом вдруг резко замолчала и, подняв взгляд на начальника, пробормотала:
– Простите, Игорь Константинович. Я, собственно, почему обратилась к вам с такой просьбой. Мы живем в съемной квартире, и сейчас, после отъезда мужа и его отказа помогать нам с детьми материально, моей сегодняшней зарплаты не хватит на то, чтобы снимать жилье и жить нам с детьми. Наверное, можно добиться выплаты алиментов, но это дело не столь быстрое, а у нас… – Катя немного помялась, – в общем, все наши с мужем сбережения… Все, что мы копили на квартиру в том числе, было у мужа на счету, и, уехав, он все забрал с собой, – Катя до боли закусила губу, чтобы вновь не расплакаться.
Шеф еще раз внимательно посмотрел на Катю, затем, сняв очки, потер переносицу и, водрузив очки на место, зачем-то встал из-за стола и подошел к большому шкафу, стоящему в противоположном конце кабинета. Из шкафа были извлечены две чашки, банка растворимого кофе и вазочка с конфетами. «Мишка косолапый», – отметила Катя краешком сознания, мысленно усмехнувшись, как будто сейчас это было важно. Насыпав кофе и залив кипятком из чайника с термопотом, Игорь Константинович так же молча пододвинул к Кате чашку и конфеты.
