— Вы собираетесь говорить, или мне
вас заставить?
Синие глаза мужчины напротив мерцают
в темноте. И не смотря на обстановку и мое положение, я невольно
тону в них, забывая о реальности. Но она бьет по голове, не давая
опомниться.
— Молчите?! Напоминаю, что
противостояние Имперской инспекторской службе приравнивается к
измене и карается смертной казнью.
Вздрагиваю от последних слов, как от
удара. Но все равно молчу. Потому что не знаю, что сказать, ну
правда!
— Господин-инспектор, — голос хрип,
ведь я совсем продрогла в сырой каменной комнате для допросов. — Я
не имею ко всему этому отношения, правда! Но я совсем не знаю, как
мне это доказать. Я...
Меня прерывает резкий удар
распахнувшейся металлической двери о стену. В допросной появляется
высокий темноволосый мужчина с жестоким выражением на лице.
— Господин главный инспектор, дело
этой эйры передано в мой отдел. Она обвиняется в умышленном
убийстве и срочно переводится в тюрьму для ожидающих казни.
Что?! Не давая мне опомниться, ко
мне подбегают двое жандармов и хватают под руки, утаскивая на
выход.
— Нет, это не я! Пожалуйста,
поверьте!..
За несколько месяцев до
этого
Зубрить билеты к зачету, когда за
окном сияет яркими огнями вечерний город, рядом переливается
разноцветная гирлянда, обнимающая пушистые зеленые ветки новогодней
ели, а с кухни доносится пряный аромат глинтвейна, — та еще
пытка.
Из открытого на проветривание окна
задувает ледяной ветерок и прокрадывается колючими прикосновениями
по моим голым лодыжкам и рукам. Закрыть бы окно, но я лениво зеваю
и, кутаясь в пушистый домашний халат, пытаюсь вчитываться в
бесчисленные каракули конспектов по социологии.
Полтора года академического отпуска
повлияли сильнее, чем я ожидала, вынуждая практически заново
изучать материал. Но не для того я вкалывала на нескольких работах,
чтобы моему восстановлению на второй курс помешал какой-то там
зачет!
Будучи внучкой успешного бизнесмена,
я собиралась пойти по стопам своего любимого дедушки, с детства
впечатленная его незаурядным умом и полной отдачей работе.
Поступление на факультет бизнеса в лучший институт города было
вполне себе разумеющимся шагом после окончания престижной гимназии.
И потому весьма болезненным было осознание, что наши планы
действительно могут лишь смешить Бога: дедуля обанкротился и был
вынужден продать всю недвижимость, кроме небольшой трехкомнатной
квартиры.
Разумеется, платить за мое обучение
он тоже уже не мог. Но я была внучкой своего деда — взяв
академический отпуск, устроилась на три работы, экономила
практически на всем. И мои усилия дали свои плоды! Теперь у меня
были средства, чтобы закончить второй курс и оплатить следующий.
Единственное, что я не учла, — как тяжело заставлять себя вновь
учиться после большого перерыва.
В третий раз прочитав длинный абзац
и ничего не запомнив, я сдалась и решила дать себе передохнуть.
Глинтвейн уже должен быть готов, потому я неспешно встала, наконец,
закрыла окно и зашагала пушистыми тапочками в виде кроликов на
кухню.
Уже несколько дней я живу одна:
дедушка с бабушкой внезапно сорвались в срочную командировку на
прошлой неделе, но обещали быть дома к празднованию Нового года. Я
бы не переживала, но праздник уже завтра, а они не отвечают на
звонки второй день подряд.
Родителей же у меня нет — еще в
детстве мне в весьма обтекаемой форме поведали, что они трагическим
образом погибли в автомобильной аварии. Но я никогда особо сильно
по ним не скучала. Во-первых, я по-сути никогда и не знала своих
отца и мать, потеряв их в младенчестве. Во-вторых, весьма молодые
для своего статуса, бабушка и дедушка относились ко мне, как к
собственному ребенку, да и похожа я на них была сильно, так что
какое-то время даже принимала их за своих настоящих родителей, пока
мне не рассказали об аварии.
