– Тось, будь другом, запиши в долг! – молил Юрка, жадно зыркая
на бутылек опохмельного зелья в руках деревенской ведьмы.
– Еще чего! – фыркнула Тося. – У меня не благотворительный фонд.
И вообще, мне крышу чинить надо, дрова заготавливать. Ты вообще
понимаешь, какую услугу я тебе оказываю? Ты же без моего зелья два
дня косым валяться будешь.
Сосед, от которого разило остатками бурно проведенной ночи,
состроил жалостливую гримасу:
– А давай я тебе Чайковского отдам в счет оплаты?
Чайковским Юрка называл своего петуха. Правда, вместо
возвышенных симфоний этот доморощенный пернатый композитор выдавал
по утрам дикие крики, совсем не располагающие к неспешному
утреннему пробуждению. Потому первая половина улицы спала с
берушами, а вторая с ненавистью представляла Петра Ильича плавающим
в супе.
– На кой мне твой Чайковский? – устало вздохнула Тося. – Он у
тебя клюется. Да и мяса в нем – хрен да маленько.
Когда Юрка совсем поник, она сжалилась и протянула ему бутылек с
зельем:
– Ладно уж, держи. Так и быть, возьму твоего Чайковского. Только
завтра приноси, а то сегодня куриного бульончика как-то не
хочется.
Тот аж засиял от счастья. А Тося только поморщилась. Не от
заплывшей рожи неприятного соседа, а от самой себя и ситуации.
Как же все это мерзко и мелко – ворожить на потребу таким, как
этот Юрка! Достойно ли это звания деревенской ведьмы?
Увидела бы сейчас Тосину деятельность ее бабка Агафья, наверняка
бы сказала: «Эх ты, девка, на что свой ведьмовской талант
растрачиваешь? Тебе бы сейчас со старыми богами контакты наводить
да серьезную ворожбу плести, а вместо этого ты… Ты наладила
конвейерное производство опохмельного зелья! Что за срам?». И была
бы права.
А с другой стороны, что Тосе остается делать? Бабка год назад в
Навь ушла и даже не попрощалась. Клиентов из города – раз, два и
обчелся. Деревенские тоже визитами не балуют. Так, по мелочи –
картишки раскинуть, зубную боль унять. Скот сейчас болеет редко.
Разве что у рыжей коровы Фроси пузо от клевера вздувается – так на
этом много не заработаешь.
А с опохмельным зельем всегда на хлеб с маслом будет. Еще и на
леденцы останется. Охочие до алкоголя мужики бывает аж с утра
пороги оббивают. Стоят, скулят: «Дай, Тосенька, бутылек зелья
твоего целебного». Рожи синие, глаза красные, руки трясутся – ну,
упыри, как есть! И чего с ними делать? Не прогонять же, жалко.
Так что пусть бабка Агафья со своего фотопортрета на стене не
смотрит с такой укоризной! Ей-то там, в Нави, поди, хорошо –
никаких проблем. А Тосе нужно успевать и ворожбу совершенствовать,
и насущные проблемы решать.
Тося задумчиво провожала взглядом Юрку, пытающегося попасть в
проем забора. У него после самогона всегда на следующий день
сбивается навигатор. И если бы калитку не открыла незнакомая
девушка, сосед, быть может, так бы и тыкался в забор, как слепой
котенок.
– Добрый вечер! Меня Марина зовут. Я к Агафье Тимофеевне, –
улыбнувшись, проворковала девушка.
– Мадемуазель, мерси, – галантно произнес в ее адрес Юрка и,
наконец, скрылся за обратной стороной забора.
Если под вечер в дом стучится белобрысая незнакомка – хорошего
не жди. Еще хуже, если эту незнакомку зовут Марина. У Тоси к этому
имени было предвзятое отношение: так часто звали злодеек-разлучниц
из ее любимых мелодрам на «Домашнем».
Впрочем, и выглядела она подобающе Тосиному ожиданию: короткое
платье, туфли на каблуках и лакированная сумочка, в которой вряд ли
умещается что-то больше телефона и помады. Стиль роковой красотки
был дополнен безупречной укладкой, макияжем и аккуратным
маникюром.
Ишь, какая! Городская цаца! Марина словно вышла из какого-нибудь
сериала «Разлучница. Право на месть». Эх, не к добру такая гостья,
да еще и перед закатом солнца.
